Представленная здесь фотография публикуется впервые. Мы делаем это с разрешения Люции Валеевой – основателя и бывшего первого генерального директора Государственного объединенного (ныне Национального) музея РТ, одного из первых в республике джалилеведов.

Снимок этот принадлежит ей. На нем Люция Галеевна крайняя справа. В 1996 году, когда появилось фото, она уже вышла на пенсию, но продолжала трудиться в качестве старшего научного сотрудника Казанского музея-квартиры Мусы Джалиля. В одном ряду с ней сидят (слева направо) профессор Казанской консерватории Светлана Жиганова (дочь прославленного композитора), внебрачная дочь Джалиля Люция Мусаевна и ее мать Закия-апа. Стоят на снимке сотрудница музея Джалиля Назира Фаттахова (слева) и его директор Гузель Сакаева.

Фотография сделана в день девяностолетия со дня рождения Джалиля в музее поэта. За время, которое прошло с тех пор, от нас ушли в мир иной Светлана Жиганова и Закия Залилова.

Снимок вскоре появится и в книге Люции Валеевой “Страницы прошлого листая”, в которой она рассказывает об истории Государственного музея ТАССР в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века. Именно с личностью Люции Галеевны связано формирование музейного фонда Джалиля, подготовка первой его экспозиции в главном музее республики. В отдельной главе новой книги она подробно рассказывает, как возникла идея создания музея, и как она была реализована.

– С Джалилем связаны мои ранние изыскания, – вспоминает Люция Галеевна. – В том числе моя первая творческая командировка за пределы республики. В 1957 году я поехала в Москву, чтобы встретиться со вдовой поэта Аминой Кутдусовной.

Я тогда была начинающей сотрудницей музея. Только что окончив географак Казанского государственного университета, пришла в Госмузей, набираться опыта. Здесь я почувствовала себя очень уютно и быстро втянулась в научную работу. Сбором материалов о Джалиле занимался отдел советского периода музея, в котором я и трудилась. И вот наряду с другими поисками, преимущественно по теме Великой Отечественной войны, мне было поручено исследование жизни Мусы Джалиля. И поездка в Москву к его жене и дочери для меня, тогда молодой сотрудницы, была огромной удачей.

В то время Амина Залилова уже стала известна всей стране как вдова прославленного советского патриота. Вместе с дочерью Чулпан она только что переехала из ветхого жилища в Столешниковом переулке в просторную, благоустроенную квартиру на Ломоносовском проспекте.

К счастью, семью я застала дома. Амина Кутдусовна поразила меня. После многих лет унижений и моральных страданий она выглядела подтянутой, моложавой, вполне благополучной женщиной. Впрочем, было ли это удивительно? Ведь она ни на минуту не сомневалась, что ее муж не был предателем. И это наконец-то признали на правительственном уровне. Потому-то она была безмерно счастлива.

Залиловы в момент моего визита к ним показались мне очень занятыми. Амина Кутдусовна хлопотала по дому, Чулпан, в тот момент – студентка факультета журналистики МГУ, усердно готовилась к экзаменам. У нее было напряженное время – учебная сессия. Тем не менее они уделили мне несколько часов. Показали сохранившиеся личные вещи Джалиля, поделились воспоминаниями. В результате я привезла в Казань два бесценных экспоната – документы о присвоении М.Джалилю звания Героя Советского Союза и о совсем недавнем присуждении ему Ленинской премии. Мы выставили их той же осенью в экспозиции Госмузея ТАССР, посвященной сорокалетию Октября.

– Были ли с Залиловыми какие-то контакты до этой поездки?

– Заведующая музеем Шарифа Камала Фатима Вагазова и его научная сотрудница Зайнап Байгильдеева долгое время вели с Аминой Кутдусовной активную переписку. Между прочим, она началась задолго до реабилитации поэта. Многие из нас никогда не верили, что Джалиль мог изменить родине. В среде интеллигенции, особенно среди тех, кто знал его лично, это было общее убеждение. Помню, с каким рвением поисковой работой, призванной восстановить доброе имя поэта, занимались известные татарские писатели, композиторы, театральные деятели республики… Каждая фотография, рукопись, личная вещь Джалиля вызывали сенсацию.

– Знали ли вы до его реабилитации, что существовали “Моабитские тетради”?

– До публикации выдержек из них в “Литературной газете” в апреле 1953 года информация о стихах пленного Джалиля была крайне скупа и недостоверна. Помню, мы, музейные работники, слышали только, что из-за границы некоторое время назад поступили какие-то рукописи и записка плененного фашистами Джалиля и что они вроде бы частично хранятся в Союзе писателей Татарии. Но все документы тщательно скрывались, и, конечно, мы не имели к ним доступа.

Известие о присвоении поэту звания Героя Советского Союза в феврале 1956 года было, без преувеличения, триумфальным. Имя Джалиля было присвоено оперному театру, в котором он работал, городским улицам по всей стране, морским лайнерам, малой планете… Мы жили в состоянии эйфории, зная, что нас ждут большие открытия. “Моабитские тетради”, первоначально находившиеся, как казалось, в безнадежно ветхом состоянии, я много раз брала в руки после 1966 года, когда они были переданы на вечное хранение нашему Госмузею. И несколько раз ездила в Москву в Ленинскую библиотеку, где рукописи находились на реставрации у лучших мастеров страны.

– А когда вам пришла мысль перевезти в Казань личные вещи Джалиля и довоенную обстановку его рабочего кабинета?

– Это было тогда же, в 1957-м. Но идея реализована была много позднее – в начале 1981-го, после официального решения о создании в Казани музея поэта.

После реабилитации Джалиля в Госмузей шли письма со всей страны. Их авторы просили прислать его фотографии, копии документов, адреса его друзей, их воспоминания. Люди интересовались, когда можно будет ознакомиться с его экспозицией. Письма шли ежедневно, пачками.

Мы понимали, что необходимость в отдельном музее Джалиля давно назрела. К тому времени располагали солидным фондом личных вещей и документов поэта, благодаря многочисленным исследованиям все меньше становилось белых пятен в биографии героя. Но где его музей открыть? Может быть, в старом Доме печати на улице Баумана? Ведь там сохранился рабочий кабинет Джалиля. Но лично мне интуиция подсказывала: это следует сделать в квартире, где поэт жил с семьей до войны, откуда ушел на фронт, на подвиг, куда от него приходили письма с передовой.

В январе 1982 года долгожданное событие состоялось – квартира №28 в доме №17 по улице Горького после решения многочисленных проблем все-таки была передана в аренду Госмузею ТАССР для организации в ней музея Джалиля.

– Скажите, Люция Галеевна, в чем, на ваш взгляд, истоки героизма, мужества Джалиля?

– Муса сам по себе – яркая личность. Сын крестьянина, получивший до революции образование в знаменитом оренбургском медресе “Хусаиния”, он стал ведущим татарским поэтом в годы сталинских репрессий, с честью прошел все испытания фашистских концлагерей. Его многие запомнили очень активным, отзывчивым. Это был не рядовой представитель интеллигенции, а крупный общественный деятель, председатель Союза писателей Татарии, основатель Татарского театра оперы и балета и руководитель его литературного отдела, автор популярных опер и просто замечательный товарищ, надежный друг, любящий муж и отец…

– В одной из своих довоенных автобиографий Джалиль написал в графе “Семейное положение”: “Имею семью, дочь и алименты”. Не кажется ли вам, Люция Галеевна, что его отношения с женщинами стали притчей во языцех…

– Женщины обожали Джалиля. Он притягивал их к себе, словно магнитом. Ведь это был очень интересный человек. У него было немало сердечных увлечений. Но ни одна женщина в конце концов не держала на него зла.

– Кроме двух дочерей – старшей Люции и Чулпан, у поэта был внебрачный сын Альберт…

– Да, военный, полковник в отставке. Он самый старший из детей. Помню, как я с ним познакомилась. Он пришел ко мне в рабочий кабинет, представился, подчеркнув: “Сын Мусы Джалиля”. И в доказательство показал пачки перевязанных нитью каких-то выцветших листочков бумаги. Оказалось, это были корешки квитанций от старых почтовых денежных переводов и письма, присланные из Москвы. Рукой Джалиля на них был выведен адрес Раузы, матери Альберта Мусаевича. Так мы с ним и познакомились…

Знаю, что, когда он был жив, объездил в Германии все места, связанные с отцовским пленом. В конце жизни собирал все документы и публикации о Джалиле.

– Люция Галеевна, как доказывают многие источники, перед уходом на фронт поэту было немало знаков судьбы, которые словно предупреждали Джалиля о трагедии.

– Действительно, его никто не заставлял идти на передовую, от этого решения его отговаривали. Он очень нужен был здесь, в Казани. Но Джалиль пошел на фронт добровольцем, потому что Родина была в опасности, и он считал нужным быть там, где решалась ее судьба.

По-иному не могло и быть.