В Казани выступали многие выдающиеся русские актрисы. Конечно, сегодня далеко не все они так же известны, как П.Стрепетова, М.Савина или Н.Комиссаржевская. Тем не менее в свое время даже мимолетные встречи с их талантом и женским очарованием оставили неизгладимый след в памяти казанских театралов. Наш сегодняшний рассказ о двух таких встречах.

“Артистка  большого интеллекта”

Глама-Мещерская была чудо как хороша. А в роли кокеток просто сводила зрителей с ума. “В женском персонале Московской труппы, – писали “Казанские губернские ведомости” в мае 1883 года, когда она вместе с ведущими актерами Пушкинского театра приехала в Казань, – самый большой интерес возбуждает госпожа Глама-Мещерская – артистка, увлекающая своей игрой, особенно в роли кокеток. Да, она так ведет эти роли, что действительно понимаешь, почему так неотразимо увлекает эта женщина…”

Александра Яковлевна Барышева, взявшая себе сценический псевдоним Глама-Мещерская, родилась в 1859 году, предположительно в начале сентября. Предложения от столичных Императорских театров посыпались после ее великолепного дебюта на сцене Санкт-Петербургского Александринского театра в 1878 году, но Александра, верно рассудив, что лучше быть первой в провинции, чем на вторых ролях в столице, выбрала провинциальную сцену. Кроме того, она желала сама выбирать себе роли, а не играть, что ей поручат.

Она играла в Киеве, Житомире, Вильно, имела везде оглушительный успех, а в 1880 году приняла предложение московского частного Пушкинского театра, сразу заняв в нем наряду с П.Стрепетовой, В.Далматовым, А.Южиным, легендарными В.Андреевым-Бурлаком и М.Писаревым ведущее положение. Все были просто влюблены в нее, а Писарев вскоре даже предложил ей руку и сердце, что было Александрой Яковлевной благосклонно принято.

В 1882-м Пушкинский закрыли, и тогда Андреев-Бурлак с помощью Писарева организовал из бывших артистов театра численно небольшое, но исполнительски очень мощное “Первое Московское Товарищество русских драматических артистов”, куда, конечно, вошла и Глама-Мещерская. Отыграв с большим успехом зимний сезон 1882/83 гг. в столичных театрах, Товарищество решило предпринять гастрольную поездку по Волге: Ярославль – Кострома – Нижний Новгород – Казань – Симбирск – Самара – Царицын – Астрахань.

Первый спектакль артисты Товарищества дали в Казани 12 мая 1883 года. Играли “Лес” А.Н.Островского. Имена Писарева, Андреева-Бурлака и Гламы-Мещерской “привлекли такую массу публики, что театр буквально ломился, даже ставились приставные стулья”, – сообщали “Казанские губернские ведомости”.

Аксинью Даниловну играла Александра Яковлевна. Играла великолепно, чем вызвала бурю аплодисментов довольно избалованной знаменитыми гостями и весьма взыскательной казанской публики.

Очень трогательно провела она роль Сони Тяпуновой в комедии “На хуторе” Н.Гнедича, которую артисты Товарищества играли в пятницу, 13 мая. Роль эта требовала от актрисы большого чувства меры, такта и высокого художественного чутья. И всего этого у актрисы вполне доставало.

Передохнув в субботу, московские актеры третьим спектаклем играли в воскресенье сложнейшую драму Островского “Светит, да не греет”. У Александры Яковлевны была трудная роль Анны Владимировны, старой девы, ненавидящей всех мужчин и более всего ценящей личную свободу. Как написали впоследствии казанские газеты, роль эта была исполнена Гламой-Мещерской весьма “изящно и пикантно”.

Особенно отличилась актриса, вместе с М.Писаревым, на седьмой день гастролей, 18 мая, в бенефис Андреева-Бурлака.

Играли комедию “Иудушка”, заимствованную из сатиры Салтыкова-Щедрина “Господа Головлевы”. Комедия казанцам не понравилась, и труппе грозил бы провал, не сыграй Модест Иванович Писарев Степку-балбеса особенно ярко. Главное же, что спасло спектакль, было “замечательное, – как в один голос утверждали театралы, – совершенство” игры Гламы-Мещерской в роли Аннаньки.

Двадцатого мая был прощальный спектакль московской труппы – драма И.Шпажинского “Кручина”. Все сыграли великолепно и были буквально завалены цветами. Словом, гастроли в Казани прошли весьма успешно. Это показал и денежный сбор артистов: шесть тысяч рублей за восемь спектаклей было очень даже неплохо (из всех городов, где гастролировало Товарищество, только в Астрахани сбор был больше). Дав обещание казанской публике “обязательно быть у вас на следующий год”, труппа убыла вниз по Волге.

Артисты сдержали свое обещание. Уже в апреле 1884 года в Казани появились афиши, что с 1 по 10 мая состоятся спектакли драматической труппы “Перваго Московскаго Товарищества” под управлением Андреева-Бурлака с участием ведущих московских артистов: женщин – Гламы-Мещерской, Варламовой, Шаховской и мужчин Писарева, Андреева-Бурлака и Рокотова.

Но первый спектакль из-за задержки артистов, что заставило изрядно поволноваться казанскую публику, состоялся только 6 мая 1884 года. Играли драму Шпажинского “Майорша”. Театральный зал с партера до галерки был полон. Пьеса была знакома казанской публике, да и не она привлекла зрителей в театр. “В данном случае не что иное, как искреннее сочувствие к даровитым представителям роднаго драматическаго искусства и желание видеть исполнение на сцене пьесы, обставленное лучшими силами, явилось побудительным мотивом, заставившим нашу публику встрепенуться от своей обычной апатии и поспешить воспользоваться несколькими днями пребывания в Казани московских артистов, чтобы доставить себе эстетическое наслаждение их художественной, обдуманной игрой” (“Казанские губернские ведомости”, 1884, №52).

Естественно, главную роль в пьесе, майоршу Феню, играла Глама-Мещерская. Играла так, что вызвала у зрителей отвращение, но не самой артистической игрой, а своим персонажем, что, согласитесь, является вершиной актерского мастерства. Александра Яковлевна в образе Фени представляла новый, только-только нарождавшийся в России тип “стервы”, ставшей ныне, к сожалению и горю мужчин, едва ли не доминирующим женским типажом. Спектакль этот вызвал много споров и жарких дебатов в антрактах и после окончания действия, но игра Александры Яковлевны, бесспорно, признавалась великолепной.

В понедельник, 7 мая, труппа Андреева-Бурлака играла драму в пяти действиях “Чад жизни” Б.Маркевича. Это была театральная новинка, только-только сыгранная в Москве и совершенно не знакомая казанской публике. Глама-Мещерская исполняла роль Ольги, дочери частного пристава Акулина и жены армейского офицера Ранцева, которого играл Андреев-Бурлак. Играла Александра Яковлевна превосходно: Ольга получилась у нее очень ловкой, “практической” и бессовестной, как и было предусмотрено автором пьесы. И опять зрители ненавидели Ольгу Ранцеву и восхищались игрой выдающейся актрисы.

Потом были спектакли “Лес” Островского, бессмертный “Ревизор”, “Отжитое время” Сухово-Кобылина и “Маскарад” Лермонтова, где Нину, конечно, сыграла Глама-Мещерская. И как сыграла!

“Не играла, а положительно жила на сцене…”, – захлебывались от восторга казанские газеты.

18 мая был последний спектакль, после чего Товарищество отбыло в Самару. Больше Гламу-Мещерскую в Казани не видели. До 1894 года она играла в московском частном театре Федора Абрамовича Корша, а затем в труппе небольшого “Литературно-художественного общества”.

Потом она заболела и оставила сцену. Но еще долго оставалась в памяти истинных театралов как выдающаяся актриса, отличавшаяся искренностью и простотой. “Артистка большого интеллекта, большой культуры, – писал театровед Ю.М.Юрьев, – она умела тонко вытачивать каждую свою роль и детально ее прорабатывать”.

До 1927 года Глама-Мещерская занималась педагогической деятельностью, а последние 15 лет жила в Убежище для престарелых артистов, основанном знаменитой русской актрисой Марией Гавриловной Савиной еще до октября 1917-го и переименованном впоследствии в Ленинградский дом ветеранов сцены.

Умерла она в 1942 году. Богат был на смерти тот год в Ленинграде…

“Есть одна Джульетта…”

Мария Велизарий играла в московском театре Е.Горевой, в петербургском театре Л.Яворской, в антрепризах Дюковой, Синельникова, Соловьева и Бородая. С последним она и прибыла в Казань в сезон 1895/96 гг. уже известной всей России актрисой, в репертуаре которой были роли Дездемоны, Офелии, Джульетты, Корделии (“Король Лир”), Марьи Антоновны (“Ревизор”), Мирандолины (“Трактирщица”), Гильды (“Строитель Сольнес”), Лизы (“Горе от ума”), Раутенделейн (“Потонувший колокол”).

Избалованная знаменитостями казанская публика встретила ее очень тепло, ибо уже была наслышана, что родившаяся в 1864 году дочь провинциальной актрисы М.Новицкой и внучка крепостной актрисы А.Новицкой-Капустиной Мария Ивановна Велизарий – настоящая звезда. Впрочем, бесталанных актеров у Михаила Матвеевича Бородая и не было, если не считать нескольких единичных случаев, об одном из которых будет сказано чуть ниже.

В Казани она играла в “Снегурочке”, где, по выражению газеты “Камско-Волжский край”, была “проста и изящна”, а также в “Романтиках” Ростана. Как писали казанские газеты, “прекрасное понимание роли видно было здесь во всех ея движениях, в тонах голоса, выражалось во всех детски наивных и живых переходах ея настроения”.

Вскоре казанская публика потребовала бенефиса Марии Велизарий, и Бородай, объявив о нем, ставит “Ромео и Джульетту”, конечно, с Велизарий в роли Джульетты. Два лишних гривенника, которые Бородай, пользуясь огромной популярностью Марии Ивановны в Казани, накинул к обычной цене билетов якобы “по причине солидных затрат на новые костюмы и декорации”, публика пожертвовала охотно “и в один день, – как вспоминала сама Велизарий, – расхватывала все билеты”.

Тибальта играл “один из культурнейших”, как пишет “Театральная энциклопедия”, актеров русского провинциального театра Иван Михайлович Шувалов, Меркуцио – великолепный Мариус Мариусович Петипа, сын выдающегося балетмейстера, а Ромео – актер Поль, пригласив которого на главную роль, опытный Михаил Матвеевич Бородай и дал маху.

Шувалов и Петипа играли великолепно. Что касается Велизарий, то тот же “Волжско-Камский край” писал, что ей “вполне удалось передать нежную прелесть и женственность этого чуднаго образа, силу любви и стыдливость перед этой развивающейся силой…”

Но Ромео – Поль погубил весь спектакль. Он был совершенно никакой. “Более бесцветного Ромео, – вспоминала позже Велизарий, – я в жизни не видела”.

После спектакля она и Поль получили от казанских студентов (которые, по выражению актрисы О.В.Арди-Светловой, “в Казани в области театра были все: так сказать, судебная и исполнительная власть”) по одинаковой записочке с несколько перефразированным окончанием трагедии:

“Печальнее нет повести на свете,
Когда Ромео нет, а есть одна Джульетта”.

Бородай был крайне смущен.

– Ну какого рожна этой публике еще надо! – сокрушался он, пощипывая по привычке хилую бороденку. – Ромео есть? Есть. Джульетта есть? Есть. Нет, им еще и Шувалова да Петипа подавай. Уж очень эта публика капризна… Вот вам и провинция. Труднее, чем в Москве, работать стало…

Успокоился он лишь тогда, когда подсчитал выручку от спектакля.

В 1916 году Мария Ивановна по болезни покинула сцену. После революции вернулась, но уже в качестве театрального педагога и режиссера периферийных театров.

Она тоже умерла в Ленинградском доме ветеранов сцены в 1944 году, будучи уже совершенно слепой, успев, однако, написать очень интересную книгу воспоминаний, которая, поверьте, читается как бестселлер.