Зимой 1897 года на стол мирового судьи Третьего участка города Казани легло прошение от некоего безземельного дворянина с просьбой выдать ему свидетельство о бедности для предъявления иска сыновьям, дабы те, во исполнение закона, обязаны были бы его содержать.
Писано было прошение каллиграфическим почерком и заканчивалось следующими словами: “а поскольку опричь поденного труда, заключающегося по большей части в переписке различных бумаг, ходатайств и прошений, никоей работы мне достать не можно и содержать жену свою средств нет, что и послужило причиною ее от меня уходу, нахожусь, как есть, в отчаянно бедственном положении…”.
Прошение было подписано Николаем Андреевичем Чириковым – вовсе не мелкой сошкой, а отставным помощником исправника, отслужившим на ниве благочиния не один год.
“Вот так и меня, пожалуй, спишут когда-нибудь за ненадобностью, – подумал мировой судья, прочитав прошение, – землицы нет, доходу взяться неоткуда, а пенсиону – с гулькин нос; тоже, чай, подобные прошения придется строчить”.
И подошел судья к делу сему пристрастно, то есть, как и положено, с душою, сердцем и по-свойски. Узнал, что есть у Николая Андреевича пятеро взрослых сынов, из коих только один проживает в Казани, и что ни один из них отцу не помогает – это письменно подтвердили соседи Чирикова и почтовый служитель. А еще выяснил судья, что живут сыновья в достатке, особливо один из старших. Он даже узнал жалованье этого сына – более двух тысяч рублей в год и имя – Евгений.
“Какой нехороший этот Евгений Николаевич, – скажете и вы. – А еще дворянин!” И будете, скорее всего, не правы.
Ну не поворачивается язык назвать Евгения Николаевича Чирикова – поэта, эрудита и одного из популярных русских писателей первой трети ХХ века – “плохим”. Кто знает, какие были у него отношения с отцом? Может, старик Чириков был характеру невыносимого? Может, прослужив полжизни на военной службе, а полжизни в полицейских чинах, он превратился в домашнего деспота?..
Но мы отвлеклись.
Итак, 24 июля (5 августа) 1864 года в Казани в обедневшей семье дворян Чириковых родился мальчик, коего назвали Евгением. Крестили его в Троицкой церкви, от которой остались ныне одни воспоминания, а когда исполнилось ему одиннадцать лет – отдали в Третью Казанскую гимназию, где Евгений проучился восемь лет. Там-то все и началось…
Люблю тебя, Кама, люблю твои воды –
Провел близ тебя я все лучшие годы;
Люблю я утесы и горы твои,
Что дивно синеют и тонут вдали!
Люблю слушать ропот встревоженных вод,
Когда пронесется, дымясь, пароход…
А в летнее время, ночною порой,
Кого не прельстишь ты своей красотой!
Это стихотворение написано в седьмом классе гимназии и чуть позже явилось первой публикацией Евгения Чирикова в газете “Волжский Вестник”.
Но стихи – ладно. Их в то время писал каждый второй гимназист. Но вот издание нелегального рукописного журнала, где Чириков был “главным редактором” и активнейшим сотрудником, – дело другое, ибо носил сей журнал явно революционно-демократический характер.
“Время моего пребывания в гимназии, – вспоминал впоследствии Евгений Николаевич, – прошло под огромнейшим воздействием идей народничества”. Он еще не понимал тогда, что распространение в гимназии антиправительственных стихов, отчетов о политических процессах будили у несмышленых школяров нездоровый интерес к науке, именуемой марксизмом, и симпатию к героям-революционерам, о коих вконец разбуженный и “протрезвевший” Александр Герцен писал, что “их надобно выставить к позорному столбу во всей наготе, во всем холуйстве и наглости, в невежестве и трусости, в воровстве и в доносительстве…”.
В 1883 году Евгений поступает на естественное отделение математического факультета Императорского Казанского университета и сразу входит в круг студентов, считающих себя социал-демократами. И вместо того, чтобы отдать все свое время сочинительству (тем более, что в 1886 году казанская газета “Волжский Вестник” снова напечатала его стихи и замечательный рассказ “Рыжий”, что окрылило молодого автора), Чириков еще глубже подпадает под влияние модных идей и связывается с марксистским кружком Федосеева.
Все заканчивается тем, что после небезызвестной студенческой сходки 4 декабря 1887 года, в которой принял посильное участие первокурсник Владимир Ульянов, Чирикова в числе 23 студентов исключают из университета как одного из главных зачинщиков беспорядков и даже “председателя сходки”. Только Ульянова высылают в родительское имение Кокушкино, а Чирикова – в Нижний Новгород; первому разрешают менее чем через год вернуться в Казань, а второму запрещают в течение двух лет проживать в университетских городах и сажают в Нижнем на два с половиной месяца в одиночную камеру с последующей высылкой в Царицын и затем в Астрахань.
Но Чириков, похоже, не унывает, продолжает писать стихи и прозу и все более и более раскрывается как тонкий сатирик.
Все лица масками здесь скрыты,
Здесь имена все позабыты…
Здесь взятый напрокат костюм
Всем заменяет сердце, ум…
Дурак оделся умным Чацким,
Хотя бы в колпаке дурацком
Ему приличней было быть…
Осел надел костюм Гамлета,
Офельи – дама полусвета,
Развратник пожилых уж лет
Здесь юным Фаустом одет…
А эта, с крылышками Фея –
Зовется дома Пелагеей…
В Астрахани Чириков становится секретарем-редактором “Астраханского листка”, много печатается в нем, не прерывая, однако, связей с “Волжским Вестником”.
“Волжский Вестник”, – писал в своих воспоминаниях Евгений Николаевич, – был совсем исключительной областной и провинциальной газетой как по своему распространению и значению в общественном… влиянии, так и по своим литературно-научным силам”. Помимо ведущих университетских профессоров, здесь печатались Николай Анненский, Николай Петропавловский (Каронин), Владимир Короленко, Дмитрий Мамин (Сибиряк), Глеб Успенский, Николай Михайловский. В 1890-е годы газета “полевела” и “пожелтела” и стала похожа, по выражению одного из ее сотрудников А.Панова, на “развратный дом”. Однако путевку в жизнь поэту и прозаику Чирикову дал именно “Волжский Вестник”, за что Евгений Николаевич, конечно, был благодарен газете всю свою жизнь.
“Осенью 1890 года, – пишет исследователь жизни и творчества Чирикова И.В.Карпов, – был арестован Михаил Сабунаев, пытавшийся возродить организацию “Молодой народной воли”, для чего… ездил по городам Поволжья. Встречался он и с Чириковым в Астрахани: тот приютил его на ночь у себя в доме. В результате и Чириков был через несколько месяцев арестован и весной 1891 года привезен (в арестантской каюте одного из волжских пароходов – Л.Д.) в Казань для следствия”.
Освобожденный под залог Чириков осенью 1891 года становится секретарем “Волжского Вестника” и печатает в нем один рассказ за другим. А в феврале 1892 года, по решению столичного Департамента полиции, его приговаривают к четырехмесячному заключению, которое он отбывает в одиночной камере тюрьмы на Поперечно-Казанской улице.
В тюрьме он кое-что понял и про революционное движение, и про народников (помните цитату Герцена?) и по выходе из нее даже пытался перевоспитать свою невесту, марксистку-подпольщицу Валентину Григорьеву семнадцати годов от роду, уже побывавшую в ссылке. Получилось это у него или нет, нам неведомо, однако точно известно, что свадьба их состоялась 19 августа 1892 года.
Чириковы жили в доме Булыгина на Грузинской, в угловом доме, где в 80-е годы XIX столетия помещался Шахматный клуб и находилась редакция “Волжского Вестника”. А в апреле 1893 года его вызывают в жандармское управление и предлагают в 24 часа покинуть город: скандал в связи с его фельетоном, написанным эзоповым языком про похотливого (и вороватого) профессора Императорского Казанского университета Николая Алексеевича Осокина, вылился за пределы города, да к тому же редактор-издатель “Волжского Вестника” Н.В.Рейнгардт поспешил откреститься от своего сотрудника.
Получив место счетовода на железной дороге, Евгений Николаевич выехал с женой и тещей в Алатырь.
В 1895 году Чириков начинает публиковаться в столичной прессе и в том же году уезжает в Минск, получив должность на Южной железной дороге. Он начинает сотрудничать с журналами “Новое слово”, “Жизнь”, пишет повести, рассказы, пьесы, которые ставятся на русской и зарубежной сценах.
Приняв “на ура” Февральскую революцию, когда даже великие князья нацепили себе на мундиры красные банты, Чириков решительно отвергает Октябрьский переворот и в 1920 году эмигрирует в Болгарию, а через год переезжает в Прагу. Здесь он издает ряд романов, повестей и рассказов и становится “третьим по популярности среди русских писателей, читаемых в библиотеках Праги (после Достоевского и Толстого)”.
Евгений Чириков умер в Праге 18 января 1932 года. А ровно через тридцать лет в Москве будет издана книга его произведений “Повести и рассказы”, куда по цензурным соображениям вошли далеко не лучшие его вещи. И только в 2000 году появилась книга, полностью отражающая талант и мастерство большого писателя.