Вечный поиск Диаса Валеева

Держу в руках книгу Диаса Валеева “Портрет Дон-Жуана” (Таткнигоиздат, 2003 г.

Держу в руках книгу Диаса Валеева “Портрет Дон-Жуана” (Таткнигоиздат, 2003 г.). Она многое заставляет вспомнить. Дело в том, что как писатель Диас Валеев формировался на глазах своих коллег – журналистов газеты “Комсомолец Татарии”, и мне уже доводилось рассказывать о той настойчивости и даже упрямстве, с которыми он шел к намеченной цели: поведать миру свои размышления о мире, о человеке, о Боге… Нас можно было назвать “шестидесятниками” (сам термин этот звучит все реже и, увы, не всем понятен), теперь мы шестидесятилетние и даже с гаком, а значит, наступило время подводить итоги.


Именно это и делает Диас Валеев, затеяв издание собрания всех своих сочинений в семи томах. “Портрет Дон-Жуана” – третий том. Сама эта идея уже вызывает уважение. Диас Валеев всегда умел доводить свои произведения до читателей (а пьесы – до зрителей), но в наше меркантильное время это стало настолько трудным делом, что и один-то том издать куда как непросто, а тут – семь. И дело даже не в количестве. Сам формат издания, объем, оформление и даже портрет на фронтисписе – все это подчеркнуто напоминает те книги, которые выходили прежде, до нынешнего буйного засилья глянца и красок. Даже этими внешними средствами писатель подчеркивает преемственность своего творчества с классическим наследием. Впрочем, и в издательской аннотации дана исчерпывающая ссылка: “Реальными учителями казанского новеллиста являются, по-видимому, Иван Бунин со своим знаменитым венком рассказов “Темные аллеи” и Стефан Цвейг с не менее известным циклом коротких повестей о любви”.


На фоне нынешней, с позволения сказать, литературы книга прозы Диаса Валеева воспринимается как глоток живительного воздуха, который читатель жадно хватает, едва вынырнув из дурно пахнущего потока “постмодернистской” беллетристики. Даже названия частей программно утверждают убеждения писателя: “Вечные игры”, “По вечному кругу”… Валеев сам задает себе высокую планку рассказом “Ради тебя”, открывающим том его прозы: “Уже несколько лет он не предпринимал ничего серьезного. Страх таился где-то внутри, сковывал волю. Дрогнув, рука невольно двигалась в проторенном ритме движений. Он чувствовал, что его кистью водит уже не рука художника, а рука ремесленника. Пусть и блистательного, в высшей степени профессионального. Часто он боялся писать. Боялся до конца убедиться в бессилии, в своей собственной немочи. Но, встречаясь со знакомыми в Союзе художников, расплескивая на пол коньяк на каком-нибудь официальном банкете или на чьем-нибудь дне рождения, он по-прежнему многоречиво и с многозначительным видом говорил о том, что работает над очередной картиной, плел вокруг нее кружева, скупо и вскользь отзывался о работах других, – все это в дымном угаре, в интимном окружении, когда пьяна тщеславием душа, когда она все настойчивей просит хвалы и ласки, а правда все чаще, все больнее стучится в сердце.


– А был ли мальчик? – глухо сказал он. – Может, мальчика и не было? Не было…”


Эта тема хорошо знакома всем, кто знает классическую литературу не понаслышке. Этот страх хорошо понятен тем, кто, как и Диас Валеев, с порога своих десятилетий оглядывается на собственное творчество: чего же там больше – живого сердца или ремесла? И где тот критерий, который позволит ответить на этот мучительный вопрос? Впрочем, критерий есть, и не один. Можно вспомнить “неистового Виссариона” (как бы ни открещивались от него современные демократы): “Сущностью искусства является свобода. Лишенное свободы, оно превращается из дела, для которого надо родиться, в ремесло, которому можно выучиться”. В разное время мы, коллеги и современники Диаса Валеева, по-разному оценивали его произведения. Но это были произведения, а не ремесленные поделки. Они всегда были проявлением свободного духа, независимого от конъюнктуры, в том числе и нынешней, когда поборники “абсолютной свободы” требуют от творца безусловного подчинения своим, якобы общепризнанным постулатам “свободы” – свободы отказа от прошлого, в том числе. Нынешние отвергатели заставляют вспомнить тех, кто в первой четверти прошлого века требовал “скинуть Пушкина с корабля современности”… И где теперь эти скидыватели? Там же, где будут и нынешние.


В свое время я спросил Диаса Назиховича: зачем он пишет пьесу о молодом Ленине? Тогда он мне сказал, что ему не важен фактический материал, но дороги и важны мысли и идеи, которые он посредством этого материала выражает. Думаю, известная доля кокетства в этом ответе была – так ведь и время было другое, и сам писатель был намного моложе… Что же он исповедует сегодня?


“В последние годы ему все чаще хотелось писать какие-то странные рассказы. Не то чтобы абсолютно оторванные от реальности, но как бы парящие над ней. Парящие над бытом, над сором жизни. Совершенно не вызывал любопытства человек конечный, легко измеряемый рублем или какой-то другой короткой выгодой. Такой человек стал абсолютно неинтересен ему. Совершенно иного человека хотела постичь душа. Бесконечного. Содержащего в себе некую беспредельную тайну. И даже не тайну, нет. Скорее некое нечто, сосредоточивающее в себе своего рода недостигнутость для ума. Ту недостигнутость, которую нельзя до конца определить, расшифровать или назвать”.


В этой недоговоренности как раз и скрыто принципиальное отличие настоящей литературы от виртуальной. Классическая литература обозначает ту вершину, с которой можно заглянуть за горизонт привычных человеческих представлений. Далеко не всем удается это сделать, поэтому, наверное, мы и называем великими тех, кто увидел и приоткрыл нам это “нечто”… Диас Валеев в своих книгах вышел на уровень миропонимания, с которого открыл для себя Сверх-Бога, Сверх-Человека, но это совсем особый разговор, он еще впереди, когда, даст Бог, выйдет очередной том задуманного издания. Сегодня же мы остановимся перед этим “нечто” и примерим к творчеству Валеева-новеллиста еще один и, думаю, главный критерий. “По плодам их узнаете их”, – сказано в Евангелии. А что же может быть плодом творчества писателя, как не живая реакция читателя?


С этой точки зрения придется сначала огорчиться: двухтысячный тираж – это, конечно, очень мало. Но потом понимаешь, что такова реальность: у тех, к кому обращается писатель, просто нет денег – печатные издания нынче очень дороги. А вот любопытные данные, которые можно почерпнуть в Национальной библиотеке РТ. Среди местных авторов, чьи книги чаще востребованы читателями библиотек республики, книги Диаса Валеева занимают второе место. Добавьте к этому и заметный рост числа посетителей библиотек. Вот и появляется повод для оптимизма: жива не только литература классического направления, жив и читатель, для которого она пишется и кому адресована!


Завершить же хотелось бы пожеланием вам, уважаемый читатель, расслышать за грохотом “современного искусства” не самый громогласный, но внятный и глубоко человечный голос Диаса Валеева. Его творчество того стоит.


Роберт КОПОСОВ.

+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
Еще