О Фирзаре Муртазине не писать надо. Его нужно снимать. Ни одно перо не сможет передать взрывной муртазинский темперамент. И вообще, известный композитор и певец – просто находка для психологов – холерик чистой воды. А если еще принять во внимание его острый язык, то и вовсе – туши свет.

Процесс интервьюирования Фирзар с ходу взял в свои руки.

– О чем говорить будем? – деловито спросил он, расположившись за столом напротив меня.

– Начнем с того, почему вы выбрали для встречи именно это место.

– Камаловский театр? Это мой самый любимый уголок в Казани. И театр замечательный, имею в виду коллектив, и место, где артисту всегда удобно. Я ведь и свои казанские концерты стараюсь только здесь проводить. Мне кажется, в театре имени Камала и для зрителя самый комфортный зал. Здесь аура особая. Никаким “пирамидам” не сравниться. Там, кстати, если вы заметили, публика вечно какая-то вялая. Вот последний “Татар жыры” – сидят в зале люди, еле-еле в ладони похлопывают… А зритель, который приходит в Камаловский, он по-особому активный, очень доброжелательный. Потом акустика тут прекрасная. Прежде были проблемы со светом, мы все таскали сюда арендованную аппаратуру, но теперь и этот вопрос решен.

Я бы с огромным удовольствием вас домой пригласил, но жена в деревне, а без нее не умею я гостей принимать, в доме уюта нет.

– Так куда же вы исчезли в начале девяностых? Не пели, не гастролировали…

– Это долгий разговор. Да и не исчезал я никуда. Вот, к примеру, в Актаныше с тех самых пор, действительно, ни разу не был с концертами. Как-то не сложилось. И честно скажу, живя в провинции, творить невозможно.

– Как это – в провинции?

– Так я только в прошлом году переехал в Казань, а до этого все годы безвылазно прожил в родном Буинском районе. В свое время семь лет подряд, между прочим, возглавлял художественную самодеятельность Буинского сахарного завода. Здесь и начался мой, как вы, журналисты, говорите, творческий путь. Люблю и район свой, и свою деревню. Дом все эти годы строил. Построил наконец-то. За всю свою жизнь я ни одной квартиры от государства просто так не получил. Не будешь же считать нормальным жильем барак, который как-то много лет назад дали мне от сахарного завода. Но тогдашним местным властям не до подъема культурной жизни было. Вот если бы нынешний глава тогда был, я думаю, другое отношение было бы к культработникам. Я не о себе говорю. Себя-то на ноги всегда поставил бы.

Творить музыканту-эстраднику, сидя в деревенском доме, не-воз-мож-но. Здесь нужны контакты, нужны определенные связи, нужно общение. Иначе вся профессиональная жизнь мимо тебя протекает.

Уезжать надо было. Дети выросли. Сын-то Ленар далек от музыки, спорт ему куда ближе. А дочь Чулпан все-таки связала свою жизнь с творчеством. Мне нравится в ней тяга к знаниям. Очень любит учиться. И это замечательно. Закончила вначале институт культуры. Показалось, что мало. Затем закончила юридический факультет. Но все равно вернулась в музыку. О ней надо думать, как ее творческая судьба сложится.

– С таким-то папой, надо думать, сложится.

– Кто будет о моем ребенке беспокоиться, если не я? Тем более, что девчонка по-настоящему талантливая. У нас ведь очень своеобразные отношения в эстрадной сфере. К новым именам относятся настороженно. Их сейчас так много, этих новых имен. Поют все – жены глав администраций, супруги их заместителей, родственники и приближенные. Есть деньги – и поют себе. Да на здоровье, с одной стороны. Мы уж поговорим не об “одноразовых шприцах”, а о тех, кто профессионально занимается эстрадой.

– А что тут говорить? Одна и та же обойма и на сцене, и на экране, и в эфире…

– Это особенность нашего татарского зрителя. Ходят и будут ходить на того, кто на слуху, чье имя гремит. А вот молодежи очень трудно пробиться на вершину. Тесно там. Да и к новым именам отношение у зрителя настороженное. Хочешь идти вперед, делать что-то новое – тебя могут просто не понять. Начни петь в стиле русской эстрады, европеизированное что-то – песню просто не примут. А вот болезнь та же, московская: не поют нынче “живьем”. Везде – “плюсовки”. И если вы видите, что стоят за спиной музыканты и струны дергают, так это для вида. Делать живую музыку под силу только таким татарским мега-звездам, как Салават или Хания. Эстрадный певец средней руки себе такое позволить не может. Это же бешеных денег стоит. Дорогущая аппаратура, для нее транспорт нужен. А необходимость содержать коллектив? Иметь качественный звук – удовольствие не из дешевых. И это опять-таки – изнурительные каждодневные репетиции. Так ведь проще: взял минидиск или аудиокассету, записал “плюс” и чеши себе по сельским клубам. Но ведь у нас богатые традиции “живого” звука. Вспомните такую замечательную казанскую группу, как “Сайяр”. Вот где был уровень! Настоящая музыка была.

Сцена – штука дорогая, тут без денежного мешка делать нечего. Вложить надо немало, чтобы вывести новое имя на эстраду. Вот мы сделали клип для Чулпан, в сорок тысяч обошлось. А сколько еще за показ надо платить! И это реалии нынешнего дня.

О каком-то целенаправленном развитии татарской эстрады говорить не приходится. Тут каждый сам по себе. Хотя есть и замечательные имена. Но каждый идет своим путем, пересекаясь только в “солянках” – сборных концертах.

– Но ведь есть у нас Министерство культуры?

– О чем вы говорите? У меня сложилось стойкое убеждение, что оно у нас только для того, чтобы открывать музеи, выставки, памятники. Мы существуем сами по себе, а оно – само по себе. Лично я, да, впрочем, как и подавляющее большинство музыкантов, обхожусь без Минкульта. Я – частный предприниматель, исправно плачу все налоги, сам веду все свои дела. Но ведь это министерство должно быть и идейным вдохновителем, и опорой тем же молодым артистам, и контролирующим органом. Нельзя пускать на самотек эстраду. Посмотрите, что творится в эфире, на сценах. Сейчас там немало псевдотатарских исполнителей. Таких, у которых от слова “татарин” даже одной буковки “т” не осталось. Какая душа, какой “мон”?

Кто угодно может выступать, были бы только деньги. Все вокруг жалуются на низкий исполнительский уровень, на пошлость, захлестнувшую эстраду, на безвкусицу. А что делается, чтобы этого не было? У нас кто угодно может поехать куда угодно и без проблем дать концерт.

– Как вы относитесь к политике?

– От нее я так далек! Даже не спрашивайте ничего – текущий момент, как там, в Гондурасе, и прочее. Это не по мне. Хотя одно скажу: политику делают личности. Я откровенно восхищаюсь, например, нашим премьером Рустамом Миннихановым. Нет, ну вы только посмотрите: куча везде всяких менеджеров работают, суетятся годами, а он куда ни съездит – так тут же наши машины влет уходят. Вот где талант! А наш Президент? Я много езжу по стране. И честно скажу, только тот, кто не видел, как живут в других регионах, может сказать о нем что-то не так. Мы за Шаймиевым, как за каменной стеной живем. Ценить людей надо тогда, когда они рядом. И почести воздавать. А не интриги разводить. Сказать вам одну вещь? Теперь уже можно, наверное. Во время недавних выборов звали меня в Челны с концертом, агитировать за одну партию. Такие деньги предлагали, что не одну квартиру мог бы купить в Казани. И никто бы ничего не узнал. Но для меня было делом принципа – я выбирал этого Президента, я ему доверяю и буду его поддерживать. Вот вся моя политика. А моя жизнь – она в музыке.

– Труден путь из певцов в композиторы?

– Нет, разделять так не будем. Я всегда пел и всегда писал музыку. Нередко и стихи для песен. Не знаю, как сложилась бы жизнь, если бы не сделал в самом начале правильный выбор. Я ведь еще совсем маленький был, когда петь начал. Даже приезжали из Казани за мной, хотели забрать в интернат для одаренных детей. Но родители меня пожалели. И, наверное, правильно. Иначе бы не встретил я на своем пути таких замечательных людей, как Виталий Харитонович Кулинич, мой педагог из Лениногорского педучилища, которого всегда буду помнить. Я сразу после восьмого класса поступил туда на музыкальный факультет. До сих пор с благодарностью каждого своего педагога вспоминаю. Деревенский мальчишка, русского языка не знающий, как на каторгу шел на ту же математику. Как они все меня опекали, как помогали. И, между прочим, те знания, которые в этом пед-

училище давали, оказались куда прочнее и серьезнее, чем в ином институте.

– Сегодня многие поют ваши песни. А что нужно сделать, чтобы пополнить свой репертуар песней Фирзара Муртазина?

– Прийти и попросить песню. Так и делают.

– Хочу, мол, вот такую и такую песню, чтобы о том-то была?

– Чаще несут стихи. Если текст меня задел за живое, то песня будет, а на какой-то пустой мелодраматический набор слов писать и не подумаю, как бы ни просили. Вот мы с вами как-то разговаривали о Раисе Гимадиеве, начавшем писать стихи после тяжелого жизненного испытания. У него настолько поэтичные, музыкальные произведения, что сами собой ложатся на ноты. Знаете, у нас немало прекрасных поэтов. И тем более удивляют пошлость и безвкусица, заполонившие эстраду. Между прочим, иногда я и сам пишу тексты к родившимся мелодиям. Много песен написал для дочери. Кстати, у нас ведь есть замечательные авторы, создавшие немало прекрасных вещей. Вадим Усманов, Рустам Валеев. Я искренне радуюсь их успехам.

– Говорят, к вам просто так не подойти, мол, у вас тяжелый характер.

– Да? Совсем дурной был бы – наверное, не было бы столько друзей. А у меня их много. Свои плюсы и минусы я знаю отлично. Очень требовательный – это точно. Жутко вспыльчивый. Но друзья знают меня, прощают. Иногда кто-нибудь обижается: что, мол, кричишь на меня. А я не кричу. Я так разговариваю. Увлекусь разговором и тон повышаю.

– Любите себя?

– Люблю. Измениться уже не смогу. Какой есть, таким и принимайте. Но вот могу сказать, что мне в самом себе не очень нравится: я доверчивый, и меня нередко обманывают. Зато два раза один человек меня за нос не проведет, это уж точно. Но я и людям многое легко прощаю. Кроме, наверное, двуличия. Вот это самая гадкая штука на свете. В глаза стелется перед тобой, пылинки сдувает, а за спиной что угодно наболтает. Вот оно – и предательство, и оскорбление.

– А как с вредными привычками?

– Есть такая штука! Легко могу испортить настроение человеку, сказать что-то поперек. Просто так. Правда, потом сам же переживать буду. Но язык у меня точно дурной. И еще – я ругаюсь. Понимаю, что не надо бы. Вроде культурный человек. А не могу иначе. Выругаюсь в семь этажей, тут же на душе легче становится. И опять-таки очень многое может меня растрогать до слез. Иногда смотрю передачу “Ищу тебя”, так слезу нет-нет и смахну. Такие истории бывают, что иной мелодраме и не снилось. Я, может, и кажусь грубым человеком, но и жалеть умею. Ненавижу охоту. Очень жалко животных, которых убивают. Птиц жалко.

– Рыбу…

– А вот рыбалка – это святое. У меня за домом в деревне озерцо есть. Азарт страшный. Вот где адреналин!

– А я слышала – на уток охотитесь.

– Никогда. Я их выращиваю.

– Ну, в деревне утками не удивить, все растят.

– У меня дикие утки живут. Как-то прибилась стайка к нашим домашним уткам. И теперь каждый год прилетают. Они такие маленькие, коричневые. Живут с нашими вместе, кормятся, птенцов выводят, а потом по осени улетают.

– Однако вы прямо-таки примерный хозяин: утки, куры. Огород большой, наверное?

– А как же без него? И картофель сажаем, и овощи, какие надо, на зиму. Помидоры очень люблю.

– Тогда подсказку для ваших фанатов: какому сорту предпочтение отдаете?

– По мне, чем больше плод, тем лучше. Я их ем просто ведрами. Из фруктов моя слабость – груши. В саду посадил шесть разных сортов. Пока хожу вокруг них, облизываюсь. Урожая еще не было, но я его предвкушаю…