В этом году Татарскому театру драмы и комедии им.К.Тинчурина исполняется 70 лет. Десять из них приходится на художественное руководство Рашида Загидуллина – воспитанника Казанского и Московского им.Щукина театральных училищ. Именно Загидуллин превратил бывший передвижной театр в современный стабильный и высокопрофессиональный коллектив. За этот период выросло одаренное поколение молодых актеров, которое вместе со “стариками” составляет сегодня ядро труппы. Это и позволило Загидуллину взять в работу очень сложную, парадоксальную пьесу Бертольта Брехта “Мамаша Кураж и ее дети”.
Необычность пьесы не в фабуле. Она очень проста. Но все творчество Брехта, стилистика его пьес непривычны для татарского театра – из-за отсутствия открытой эмоциональности, желания вызвать у зрителей сопереживание. Театр Брехта обращен не столько к чувствам, сколько к разуму. Именно поэтому его пьесы не ставились на татарской сцене. Тем не менее Загидуллин рискнул… И сразу скажем – вышел победителем. Брехт впервые заговорил по-татарски (переводчик – Исламия Махмутова). Режиссер создал четко концептуальный и одновременно очень театральный зрелищный спектакль.
Неожиданным показалось определение его жанра как трагикомедии. Постановщик объясняет это так: война – тоже жизнь, пусть и в грязных, кровавых, экстремальных проявлениях. Война – это не просто крайность, а крайность, доведенная до абсурда, который может вызывать и слезы, и смех. Поэтому – трагикомедия.
Мысль об абсурдности, античеловечности любой войны доносится не только через брехтовский сюжет, но и сугубо театральные средства. Загидуллин перелопатил километры военной кинохроники, прежде чем остановился на тех кадрах, что видит зритель. Здесь кадры и Великой Отечественной, и японской, и вьетнамской, и корейской войн. Эти кинематографические вставки оказывают очень сильное эмоциональное воздействие и благодаря тревожной, трагической музыке Ч.Абызова.
Еще одно яркое, выразительное средство, работающее на идею спектакля, – маска Смерти. Такого персонажа у Брехта нет. Постановщик позаимствовал его у традиционного венецианского карнавала. Высокая фигура в черном плаще и с “золотой” маской вместо лица – символ рока, Смерти – безмолвно следует за героями спектакля по дорогам войны, предрекая гибель по очереди всем детям Мамаши Кураж! А ближе к финалу Смерть протягивает ей монетку, как бы в благодарность за отданных детей… А вот и сам финал – старая одинокая Кураж уходит вдаль, волоча за собой повозку, в которой теперь только Смерть…
Для Исламии Махмутовой, которая вот уже 40 лет верой и правдой служит на сцене Тинчуринского театра, роль Мамаши Кураж оказалась подарком судьбы. Она, актриса лирического плана, с мягкими интонациями, столкнулась и с новым, незнакомым характером, и с новой авторской стилистикой. По Брехту, Кураж – женщина сухая, сдержанная, думающая лишь о своей выгоде. Будучи маркитанткой, она привыкла к виду крови, смерти. Отсюда ее внешняя невозмутимость, жесткость.
У татарской актрисы иной национальный менталитет, иной темперамент. Кураж Махмутовой мало напоминает холодную, бесчувственную мумию. Она по-своему обаятельная и вместе с тем – деятельная, властная. Героиня меняется по ходу действия. Постепенно, с потерей детей тускнеют ее глаза, прямая статная фигура сгибается под ударами судьбы. И все-таки Мамаша Кураж не оставляет свое занятие и бредет дальше по дорогам войны. Ибо ничего другого она делать не умеет, война – это ее хлеб.
Спектакль большой, сложный. В нем есть и другие замечательные актерские работы. А главное, он убеждает, что Брехт совсем не чужд татарской сцене.
Ильтани ИЛЯЛОВА.