Подсчитано, что во всей мировой литературе существует около 130 сюжетов! Не мудрено, что Голливуд платит за идею сценария миллионы долларов – и все равно сплошные перепевы. Сценарист Ежов был бы у них на вес золота: 102 международные премии! Сценарии фильмов “Баллада о солдате”, “Дворянское гнездо”, “33”, “Крылья”, “Это сладкое слово – свобода”, “Белое солнце пустыни”, “Сибириада”, “Мой лучший друг генерал Василий, сын Иосифа” – это все Валентин Иванович. Откуда же он черпал свои истории? Об этом его рассказ.
Шли мы с Гришей Чухраем от ВГИКа пешком по мокрому снегу, каждый вспоминал свою войну – он был десантником, я служил в морской авиации. Тогда солдатских картин не снимали, одни генеральские, солдаты в них только в атаку за танками бежали. А останови его – что он расскажет? И как показать характер? Решили, что наш солдатик поедет в отпуск к маме – отличится в бою, и его поощрят. Но он добрый парень и не может отказать людям: и туда нужно, и сюда…
Сначала к картине отнеслись прохладно, искали неточности: не давали, мол, тогда солдатам отпусков. Конечно, этого в уставе не найти. Но в жизни-то все зависело от командира: если полк шел в тыл на переформирование – мог и отпустить, наш же герой танк подбил. Поэтому министр обороны Малиновский на просмотре картины только и сказал: “А здорово его послали в отпуск!” – потому что так бывало, и он это знал, и мы… Один полковник из Политуправления Советской Армии, куратор военных газет, потом с трибуны заявил: “Это нож в спину нашей армии – солдат бежит от танка, как трус!” Малиновский в ответ: “А мне надоели фильмы, где бежит солдат с красным знаменем, а от него тикают фашистские танки!” Министр культуры Михайлов рассуждал по-своему: “Любите вы солдат убивать. Да и тема мелкая. Вот поехал бы в тыл генерал, зашел к секретарю обкома, на военный завод…” Но за нас вступился Герасимов.
На “Фестивале фестивалей” в Сан-Франциско мы взяли за картину все существующие премии, а через год – Ленинскую.
Чухрай с Познером создали экспериментальную студию, чтобы людей можно было материально заинтересовать. А у Андрона Кончаловского, с которым мы делали “Дворянское гнездо”, а позже “Сибириаду”, тогда из плана выпала какая-то картина про басмачей. И вот нас приглашает Познер и говорит, что в этот план нужно срочно вставить другой сценарий. А почему бы, спрашивает он, не сделать какой-нибудь вестерн? Кто-то из членов Политбюро смотрел у себя на даче вестерн, и ему понравилось! Мы вышли с Андроном, он мрачный. Да у меня, говорит, пупок развяжется. В Голливуде особая индустрия, специальные вестерновые поселки! Герой должен по-особому ходить, по-особому носить свои стенсоны и виртуозно крутить кольт на руке…
Мы тогда все очень увлекались Платоновым. И вот как-то на даче у Андрона я читал его вслух им со Смоктуновским и от каких-то ассоциаций говорю: “А что если сделать такой остерн: Пухов – машинист и, стало быть, ходит не в стенсонах, а в выцветшей гимнастерке? И пистолет крутить не надо!” Пухов потом превратился в Сухова, появился Абдулла… Понадобился знаток восточного колорита, а я тогда преподавал на Высших сценарных курсах, и у нас учились толковые ребята – Рустам и Максуд Ибрагимбековы. Рустам первым попался в коридоре (а мог бы быть и Максуд). Я ему: “Ты пустыню знаешь?” – “Конечно!” – отвечает, не моргнув глазом. “А имена восточные?” – “Ну, это мои имена…” – “Будешь с нами работать”.
Поехали с ним в Коктебель. Там я познакомился с одним комбригом, который воевал с басмачами, попросил его рассказать всякие истории. Он выпил и начал: как разбили того, этого, как заходили справа, слева… Но для картины-то нужен анекдот. Расскажи, говорю, смешную историю. “Вот мы ехали, а возле колодца – брошенный гарем. Сидят бабы и не знают, что делать…” Я был просто счастлив: красноармеец ведет гарем – вот это сюжет! Сдали мы сценарий, а замминистра Баскаков говорит: “Все это интересно, хотя и несколько безыдейно. Но уж вы проверьте, чтоб бандитов ото всех республик было поровну, а то какой-нибудь секретарь ЦК возмутится, что их бандитов больше. Восток, понимаешь ты, материя тонкая”. Так что дивной фразой “Восток – дело тонкое” мы обязаны замминистра. Фильм у нас первоначально назывался “Спасите гарем”, и все обсуждения я начинал с объяснения, что гарем – это не бардак, а очень строгий институт.
…Нужен же режиссер. У Кончаловского, понятно, любовь, он спрыгнул. Приходит Юра Челюкин, чистый комедиограф, автор знаменитых “Девчат”. Говорит: “Ребята, у вас гениально написано, только выкиньте к едрене фене все эти бои! Ну зачем нам бои? Красноармеец и гарем! Я сниму так, что все лягут!” Потом – очень серьезный человек Витаутас Желакявичус (“Никто не хотел умирать”, “Это сладкое слово – свобода”): “Прочитал ваш сценарий. Оч-чень любопытно. Я бы мог сделать эту картину. Только все, как это… – смехуйки? Ах, да, смехуечки!.. Смехуечки убрать! А вот го-о-лову, закопанную в песке…” И мы поняли: сейчас он закопает 20 голов и ка-ак пустит меж ними конницу!
И тут появился Володя Мотыль, в котором соединялось и комическое, и трагическое – он выпустил отличную комедию “Женя, Женечка и “Катюша”” и собирался снимать про декабристов. Долго отнекивался, но в итоге согласился – костлявая рука голода заставила. Мотыль – человек очень жесткий. Ведь Сухова должен был играть Жора Юматов, он был просто великолепен и так был счастлив! Но у него тогда брат умер, и он напился… Мотыль его с роли и снял.
Когда у меня работа не клеится, вялый сюжет или еще что-то, я вспоминаю своего учителя Александра Петровича Довженко. Как-то он, разбирая чью-то работу, взял маленькую палочку и начал чертить на стене ломаную линию, приговаривая: “Вин ему говорит, а вин ему отвечает, вин ему говорит, а вин ему отвечает”. На пятой минуте мы падали от смеха. Затем притихли. А потом всем стало жутко: так продолжалось два часа, пока Александр Петрович не исчертил все четыре стены! Иллюстрировал никудышные сценарии, когда нет ни действия, ни сюжета, одни диалоги, как в пьесе. Заходит человек: “Здравствуйте”. Ему отвечают: “Здравствуйте”. Заходит второй, и опять: “Здравствуйте”. Затем третий… Он пытался научить нас смотреть на все с поэтических позиций, и то заклинание “Вин ему говорит…” – это был момент истины.
Колоритная личность – уже повод для сценариста. История режиссера и актера Бориса Барнета, может, и есть самый заветный сюжет в жизни Ежова. Именно Барнет с его фильмом “Окраина”, по мнению Ежова, истинный основоположник неореализма, много раньше итальянцев. Современные зрители знают его фильм “Подвиг разведчика”, где он и сам сыграл немецкого генерала.
– Барнет был человеком удивительного обаяния и красоты – одних официальных жен у него было семь… Однажды в Киеве мы пришли с ним в дом, где за столом собрались человек 25, масса красивых женщин! Барнет встал в дверях, оглядел гостиную и сказал: “Все меня любили!” Так вот, от этого светского льва вдруг уходит жена, актриса Кузьмина. Уходит к Ромму, человеку довольно щуплому и далеко не красавцу. Барнет был так поражен, что поехал разбираться. А Ромм тогда снимал в пустыне свою картину “13” и ввел в группе сухой закон. Приезжает Барнет, ищет, естественно, выпить – хоть шаром покати! Ни у осветителей, ни у кого… Наконец кто-то достал ему одеколон. А в это время Михаилу Ильичу уже доложили: надвигается Барнет. Тот занервничал, стал ходить по своей огромной палатке, как комдив, и решил, что, наверное, нужно выпить – вдруг поможет. Знал, что спиртного не достать, и… махнул одеколона. Тут палаточная щель раздвигается, появляется голова Барнета. Тянет ноздрями воздух и участливо спрашивает: “Что, Миша, тоже “Фиалка”?” После чего просто исчезает, даже не входя. Если уж сам Ромм дошел до одеколона!
В павильоне киевской киностудии, наверное, самом большом в Европе – семь громадных танков КВ стояли, как маленькие черепашки, – собирались отмечать торжества в честь 400-летия воссоединения Украины с Россией. Кругом кумачовые полотнища, румяные девушки в красных сапожках отплясывают гопак… Высокое начальство – секретари ЦК, председатель Совмина со свитой. И какой-то фокусник подходит к зампреду Совмина, просит платок, что-то у него там с сигаретой, и… нечаянно прожигает носовой платок. Повисает неловкая пауза, фокусник смущен, извиняется – “фокус не удался”… Чиновник в гробовой тишине, зловеще: “Не умеешь – не берись. Кто тебя прислал? Вещь испортил”. Пауза длится до неприличия, чиновник не унимается. Всем уже жутко не смешно. И тут вскакивает Барнет: “Позвольте, и я покажу фокус!” Засучивает рукава, снимает дорогущие, как автомобиль “ЗИМ”, золотые часы “Лонжин”. Кладет их на пол и… со всей силы ка-ак даст по ним каблуком. Часы – вдребезги!
– Ах, – говорит, – извините, фокус не удался!
Шквал аплодисментов, смех!..
…Страшно похудела записная книжка. Какие люди ушли… Когда пришел с войны и мне было 25, думал: вот прожить бы до 50! Семь лет службы – в 1938-м я ушел в армию, потом война. Так что все мы бросились жить, любить, жениться, боялись не успеть, не наверстать упущенное. А в 70 понял: да я – счастливчик! И все, что сверх, – такой подарок!..
Записала
Гузель АГИШЕВА.
(“Деловой вторник”).