Недавно в музыкальной жизни Казани произошло знаменательное событие – на сцене театра им.М.Джалиля в музыкальной драме М.Мусоргского “Борис Годунов” заглавную партию – одну из сложнейших в мировом оперном репертуаре – впервые спел Михаил Казаков, самый молодой исполнитель партии царя Бориса в современной России. В этой партии особенно рельефно проявились все достоинства Михаила Казакова как певца и, пожалуй, впервые так ярко – его актерский талант. Особенно в сцене галлюцинаций и сцене смерти Бориса, ставших вершинами спектакля. Равнодушных в зале не было. Аплодисменты во время действия и по окончании спектакля были адресованы прежде всего исполнителю главной партии, сумевшему глубоко раскрыть образ “царя-ирода” и вместе с тем – трагедию человека, обреченного на одиночество и душевные муки.
С вопроса о том, как певец относится к Борису Годунову, начался наш разговор с Михаилом Казаковым.
– Для меня это не какой-то кровожадный тиран, – сказал он, – а прежде всего человек, который любит своих детей, ратует за народ российский и страдает от того, что тот его не понимает и не принимает, как и боярская дума. Федор Иванович Шаляпин, создатель непревзойденного образа царя Бориса, в своих воспоминаниях о работе над ним признался, что сочувствовал Годунову, переживал за него. Такое отношение – наша традиция, с которой расходится, например, американская постановка, с которой я познакомился на видео. Там Раймонди изображает Бориса однобоко, только как жестокого тирана. Те эпизоды в опере, где он еще и любящий отец, купированы, и потому непонятны его страдания.
– Чьи еще трактовки этого образа ты видел?
– Знаменитого баса Александра Пирогова в фильме-спектакле, поставленном в Большом театре Леонидом Баратовым, а на сцене этого же театра – Евгения Нестеренко. Это впечатляет и трогает душу. Работая над партией Бориса, стараюсь вобрать все лучшее, что было до меня, стремлюсь сделать это своим. Ну, а трудиться над этой партией можно всю жизнь, я ведь только в начале пути…
– На какие литературные источники ты опирался, кроме трагедии Пушкина?
– На Карамзина и Ключевского. Кстати, Шаляпину повезло больше, чем последующим исполнителям, – он лично встречался с Василием Осиповичем Ключевским, и тот очень достоверно и живо, в лицах изобразил все, что знал об этом царе и его окружении. Причем настолько достоверно, что Шаляпин потом пожалел, что в этой опере его партнером был не Василий Осипович.
– Чем для тебя была сложна партия Бориса?
– В операх Верди, где я до сих пор пел, образы, в основном, были статичными. А у Мусоргского Годунов весь в движении, в развитии, он многолик. Это непросто показать актерски, да и вокально. Кроме того, здесь не чистое бельканто, но и мелодекламация, что для меня тоже непривычно.
– С кем ты готовил эту партию?
– Прежде всего с моим педагогом, Галиной Трофимовной Ластовкой. А в Большом театре – с режиссером Верой Степановной Карпачевой, в прошлом – ассистентом Бориса Покровского. Не могу не назвать и режиссера Николая Николаевича Савинова. Эрудит, интеллигентнейший человек. Он дружит с нашим театром уже полвека и курирует сейчас постановки “Иоланты” и “Севильского цирюльника”. Приехав в Казань незадолго до премьеры “Бориса Годунова”, он подсказал мне несколько интереснейших штрихов к портрету Бориса, и я очень благодарен ему.
– В разговоре со мной Николай Николаевич сказал, что сейчас в Большом театре нет Бориса, равного Казакову.
– Спасибо ему.
– Интересно, а кто предложил тебе спеть Бориса Годунова в Большом театре?
– Художественный руководитель оперной труппы Маквала Касрашвили и главный дирижер театра Ведерников. Это произошло после премьеры оперы Верди “Набукко”, в которой я пел Захария – одну из самых трудных или, как еще говорят, “кровавых” оперных партий.
– А как ты себя чувствовал в партии Бориса на сцене родного театра?
– Репетиций было достаточно, потому чувствовал себя уверенно. Помогало и то внимание, которое проявили ко мне партнеры, за что им большое спасибо. И прежде всего Олегу Мачину (Шуйский) и Ирине Горбуновой (сын Годунова Федор). Это важные партии, и понимание их исполнителями того, что делаю я, как актер, – одна из составляющих успеха.
– Этому успеху предшествовала твоя победа на международном конкурсе в Пекине, где ты завоевал первую премию. Расскажи, пожалуйста, и об этом.
– Это очень представительный конкурс и по географии участников, и по составу жюри. Возглавляла его выдающаяся китайская певица Го Сукжень (по значимости это китайская Ирина Архипова). Кстати, она воспитанница Московской консерватории. Россию в жюри представлял Евгений Нестеренко.
– По сравнению с другими конкурсами, этот был труднее или легче?
– Труднее только из-за разницы в поясном времени – пять часов, да и климат другой. Но спасибо организаторам – они сделали все, чтобы облегчить нам акклиматизацию.
– А что ты пел?
– Моя программа была примерно такой же, как и на конкурсах Чайковского и Глинки. Три произведения в первом туре, пять – во втором, а в третьем с очень хорошим оркестром Пекинской оперы я пел арию дона Базилио и арию Захария из “Набукко”. По условиям конкурса все – на языке оригинала.
– А на китайском пришлось?
– Да, китайскую песню на втором туре.
– А кто тебя учил китайскому языку?
– У Галины Трофимовны есть студентка-китаяночка Вань Дуаньдуа, она и помогла.
– Трудно было?
– Конечно. Китайский язык – это китайский язык (смеется). Учил по два слова и по два такта в день, постепенно одолел.
– И как это восприняли китайцы?
– Евгений Нестеренко передал мне отзыв председателя жюри, которая сказала, что у меня, по сравнению с другими русскими певцами, был самый чистый китайский язык. Ну, я, конечно, воспринял это с улыбкой.
– Твои впечатления от встречи с Китаем?
– Самые благоприятные. И от Пекина, и от китайцев. Очень интересно было посетить достопримечательности. И площадь Тяньаньмынь, императорский дворец, и особенно парк со знаменитыми храмами Луны, Неба и Эха. Жаль, не смог увидеть вблизи Великую Китайскую стену, там было очень холодно, а мне на следующий день надо было петь. А сами китайцы настроены по отношению к русским очень доброжелательно и радушно.
– А жизнь дорогая?
– Нет. За 50 долларов можно прожить целый месяц семье из трех человек. У нас – вряд ли. Продукты там очень дешевые и, что немаловажно, очень высокого качества, как и промтовары. А то, что привозят в Россию “челноки”, значительно отличается от того, что видел там. Так что мое мнение о Китае как о стране отсталой в корне изменилось.
Поехать на такой конкурс в Китай педагогу консерватории, конечно, не по карману. Так что, пользуясь случаем, хочу сердечно поблагодарить нашего Президента Минтимера Шариповича Шаймиева, который откликнулся на обращение Ирины Константиновны Архиповой, пожелавшей, чтобы я участвовал в этом конкурсе, и вновь поддержал меня. И я счастлив, что оправдал их доверие.
– Тебе приходится “раздваиваться” между Казанью и Большим театром…
– В Большом пою уже второй год. Ко мне там очень хорошее отношение. В Большом театре очень ценится качественная актерская и вокальная работа. Так что не возникает никаких проблем.
– Недавно ты впервые спел партию Гремина на сцене Большого театра. Как приняли твоего, опять же, самого молодого Гремина?
– Очень тепло. Кстати, он и не был старым: 45 лет – так написано в клавире рукой самого Чайковского. А генералами в то время становились и в 20…
– Я слышал, что тебя собираются прослушать в “Метрополитен Опера”. Когда?
– Пока отложили по всяким техническим причинам, но думаю, что рано или поздно это состоится.
– Каковы твои ближайшие планы?
– Скоро я вновь собираюсь в Москву, где 28 декабря мой дебют на сцене Большого театра в партии Бориса. Хорошо, что первыми ее услышали в родной Казани. А после Нового года – поездка с концертами в Японию, вместе с другими лауреатами конкурса имени Чайковского, получившими первую премию. Затем участие в нашем Шаляпинском фестивале, а в марте буду впервые петь Руслана в Большом театре.
– Успеха тебе, Михаил!
– Спасибо.
На снимках: Михаил Казаков в роли царя Бориса; из Пекина наш певец привез первую премию международного конкурса.
Фото Р.Бушкова и из личного архива М.Казакова.