Угловой дом напротив сада “Черное озеро”, в подвальном этаже которого разместилась с недавнего времени строительная фирма “Роста”, а раньше был магазин “Сфера”, построен был в первой половине XIX века и принадлежал приходу Воскресенской церкви, занимавшей территорию нынешнего химического корпуса университета. В 1869 году владевший домом протоиерей Воскресенской церкви Иорданский продал его купцу Михайлову, о чем 1 апреля был составлен соответствующий договор. Как принято было в те времена, купец записал дом на имя жены, Анастасии Ивановны, за которой этот дом и числился в городской управе, взимавшей налоги с недвижимого имущества.

Отгородившись от Воскресенской церкви новым крепким забором и прихватив при этом часть церковного двора, по поводу чего церковь безуспешно устроила было тяжбу с купцом, Михайлов начал обустраивать усадьбу: к дому сделаны были пристройки, благоустроены домовые службы, при доме открыта была питейная лавка. А вскоре на двух сторонах дома, выходивших на улицы Черноозерскую и Поперечно-Воскресенскую, появилась вывеска: “Меблированныя комнаты”. В адресных книгах города Казани сведения об этих номерах указываются с 1894 года, хотя открылись номера раньше. В “Спутнике по Казани” профессора Н.Загоскина за 1895 год они отнесены к категории второклассных с точки зрения устройства и удобств, только адреса этих номеров указывались по-разному: и на Николаевской площади, поскольку дом углом своим выходил на Николаевскую площадь (ныне Бутлеровский, а прежде Ленинский сад), и по Черноозерской (ныне Дзержинского), и по улице Лобачевского, которая до 1894 года именовалась сначала Баратаевской, поскольку начиналась от дома казанского губернатора князя С.М.Баратаева, потом Поперечно-Воскресенской, потом Почтамтской… Дом этот прекрасно сохранился до наших дней – старинной прочной кирпичной кладки, неоштукатуренный… Если его привести в порядок, он простоит еще столько же. На той его стороне, которая выходит на улицу Лобачевского, между двух окон прилепилась неказистая банного мрамора доска, указывающая, что в доме этом в 1897-1899 гг. проживал народный артист СССР В.И.Качалов.

Глядя на эту доску, с грустью думаешь, что до следующего качаловского юбилея – 150-летия со дня рождения артиста – еще больше двадцати лет… А до тех пор более чем скромный вид этой мемориальной доски натолкнет ли отцов города на мысль о том, что пора бы и освежить в памяти одну из славных страниц казанской театральной истории?..

Доска появилась на доме в 1948 году, вскоре после смерти Качалова и выхода в свет постановления Совета Министров СССР об увековечении его памяти и присвоении имени Качалова Казанскому Большому театру. Местные власти решили проявить рвение и присвоили имя Качалова еще и улице Лаврентьева, на которой он никогда не бывал. Кроме того, стали выяснять его казанские адреса и, в частности, обратились за помощью в музей Московского Художественного театра, откуда пришел ответ, что Качалов проживал в Казани в номерах Михайлова. Нашлись и старожилы, помнившие об этом обстоятельстве.

Когда Качалов приехал в Казань, точно установить теперь вряд ли возможно. Очевидно, где-то в конце августа 1897 года, поскольку в том году, вопреки сложившейся традиции, сезон в Казанском театре открывался не оперой, а драмой. Формирование труппы на новый сезон начиналось сразу же по окончании предшествующего и продолжалось все лето. С основными персонажами, как тогда говорили, стремились договориться и подписать контракт как можно раньше – за ними всегда охотилось сразу несколько театров. Обеспечив труппу ведущими актерами, об остальных можно было не беспокоиться, на вторые-третьи роли претендентов всегда было более чем достаточно, а на роли слуг и служанок очень часто брали местных любителей театра.

Качалов в то время был еще никому не известным молодым начинающим актером. Без отрыва от учебы в Петербургском университете он прослужил один сезон приходящим (нештатным) сотрудником в Суворинском театре в Петербурге и съездил с известным актером В.П.Далматовым в летнюю гастрольную поездку. В Казань посоветовал ему отправиться его учитель В.Н.Давыдов, когда-то в Казани работавший и неоднократно приезжавший потом сюда на гастроли. Поэтому и контракт с Качаловым мог быть заключен буквально накануне открытия сезона. Во всяком случае, в июле в составе труппы его еще не было, и лишь 26 августа “Казанский телеграф” сообщил, что дополнительно в нее вошли Смирнов, Качалов, Черносвистов, Савич, Рассказова, Самарская. Следовательно, приехал Качалов в Казань не один, а с группой товарищей, среди которых только Смирнов служил раньше в Казанском театре.

Приехали они пароходом. В записной книжке Качалова сохранился рисунок, где он изобразил живописную группу, двигающуюся по дамбе, ведущей в центральную часть города от устья Казанки, где располагались пристани. Дамы и багаж поместились на нанятой пролетке, мужчины шествовали пешком, впереди – Качалов, в цилиндре и клетчатых штанах, руки в карманах. Был он тогда молод и только еще входил во вкус жизни и нравов странствующего комедианта.

В первую очередь надо было представиться антрепренеру. Михаил Матвеевич Бородай, уже четыре сезона возглавлявший казанскую труппу, был известным на всю Россию антрепренером, и служить у него считалось большой честью и подарком судьбы. Казанскую труппу в тот сезон составляли знаменитые актеры: Каширин, Агарев, Неделин, Нежданов, Соловьев, Гарин, Свободина-Барышева, Александрова-Дубровина, Агарева-Инсарова, Шебуева, Гондатти. Рекомендация Давыдова, однако, помогла, и Качалов был принят. Подписали договор.

В Национальном архиве Татарстана сохранился типовой договор, действовавший во времена антрепренера В.Г.Серебрякова. В нем обговаривались роли, которые должен был играть актер в предстоящем сезоне, размер его заработной платы, а также правила, которые он должен был неукоснительно соблюдать, в частности: “2) Гг. артисты и артистки как в спектаклях антрепренера, так и в бенефисы не могут отказываться от ролей, им назначаемых… 3) Гг. артисты, получающие более 40 р. в месяц, обязаны иметь свои городские костюмы и одеваться верно, т.е. сообразно с характером изображаемого лица и временем, к которому относится действие. 4) Гг. артисты должны выучивать роли в сутки не менее полутора листов…” и т.д. Поскольку Качалов был актером начинающим и не имел еще наработанного репертуара, в его договоре значилось просто “на выходные роли”. Да и зарплата была, видимо, невелика, потому и жилье надо было найти подешевле.

По совету ли товарищей или самого Бородая (как расчетливый и умный хозяин, он был весьма озабочен, чтобы его актеры в материальном и бытовом отношении были прилично устроены, поскольку от этого зависел в том числе и престиж театра, и его успех) Качалов и отправился искать комнату во “второклассные меблирашки”. В то время актеры обычно останавливались в номерах Бергмана на углу Большой Казанской и Поповой горы (ныне Большая Красная и Тельмана), Банарцева на Черноозерской и Михайлова. Все это было довольно близко от театра и сравнительно недорого.

К 1897 году фактическим хозяином дома был уже сын купца Михайлова Степан Герасимович, хотя формально дом принадлежал его старушке-матери, которой тогда было 72 года. Был он вдов, схоронил старших своих сыновей – Александра и Николая, третий сын, Виктор, записался вольноопределяющимся в Ветлужский резервный батальон, младший сын, Константин, 20 лет, учился на аптекаря. Жили с ним еще дочери, младшей из которых, Анастасии, было к этому времени 16 лет. Училась она в Ксениинской гимназии, одной из лучших в Казани, но училась, видимо, неважно: осенью 1896 года она сдавала переэкзаменовку за первый класс и была переведена во второй, отказавшись при этом изучать дополнительный французский язык, но уже во втором полугодии 1896-97 учебного года против ее фамилии в классном журнале значится “выбыла”. Кстати, в одном классе с ней училась и Люция Кешнер, тетка нашего известного артиста.

Летом 1897 года Степан Герасимович испрашивал разрешение на ремонт балконов в доме матери, а осенью в газете “Казанский телеграф” появилось объявление: “Ресторан Михайлова бл. Черного озера отремонтирован и вновь открыт с 11 час. ежедневно”. Так что было где заезжему артисту и пообедать, “в ресторане Михайлова… каждодневно свежие пирожки и настоящий кавказский шашлык”. В доме, кроме того, располагалась фотография и был телефон, в необходимых случаях из театра могли позвонить, чтобы вызвать артиста, к примеру, для срочной замены кого-то из заболевших.

Сезон открылся 8 сентября спектаклем “Цена жизни” по пьесе В.И.Немировича-Данченко, а уже 9 сентября на сцену вышел Качалов – в водевиле Тарновского “Когда б он знал”. Рецензент, правда, факта этого никак не отметил. Весь сезон, длившийся до 24 ноября, после чего труппа отправилась в Саратов, а на ее место приехала опера, Качалов выходил на сцену чуть ли не каждый вечер в какой-нибудь маленькой роли. Пресса, однако, не обмолвилась о нем ни единым словом, за исключением “Волжского вестника”, в рецензии на спектакль “Мирская вдова” отметившего: “изумительно плох был

г. Качалов”. Но товарищи по сцене обратили внимание и на стройную фигуру, и на умение с достоинством держаться на сцене, и на совершенно замечательный голос. Вот как об этом рассказывает служившая тогда в Казани вместе с Качаловым актриса О.А.Голубева: “Одним из первых спектаклей сезона шла “Сан-Жен”. Я сидела с другими свободными актерами в ложе и смотрела спектакль… Сцена приема у мадам Сан-Жен. Слуга распахивает дверь и докладывает о прибытии гостей. Я в эту минуту не смотрела на сцену, а тихо разговаривала с кем-то в ложе, и вдруг я была поражена звуком голоса докладывающего слуги; взглянула: высокая, тонкая фигура, тонкое лицо и необыкновенной красоты голос, сказавший три слова. Кто это? И за мной еще несколько голов повернулись к сцене. Кто это? Какой голос!.. Оказалось, новый молодой актер – Качалов”. А знаменитый химик А.Е.Арбузов, учившийся в эти годы в Казанском университете, спустя много времени вспоминал об этом так: “Когда из глубины сцены раздался голос еще неизвестного артиста, в театре произошло что-то небывалое. Весь зрительный зал насторожился и затаил дыхание. То впервые в стенах Казанского театра прозвучал голос В.И.Качалова…”

Воспоминания эти, конечно, явно преувеличивают действительность, тем не менее Качалову в Казани несомненно повезло, счастливый случай помог ему выдвинуться, на его выступления обратили внимание, и уже на третий сезон он сделался подлинным кумиром студенческой и особенно гимназической публики. Дочь хозяина меблированных комнат, где поселился Качалов, рассказывает в своих воспоминаниях, как гимназистки “охотились” за Качаловым, чтобы получить автограф на его портрете (Качалов сфотографировался в роли князя Шаховского в казанской фотографии “Фельзер”, и открытки с его портретом можно было там приобрести), как эти портреты прятались на груди, в учебниках, в тетрадях; к ним относились, как к талисману и т.д. Качалова охотно приглашали на студенческие вечеринки и торжественные вечера, где он охотно читал стихи и монологи. Барышни, краснея от смущения, спрашивали у него совета, стоит ли им поступать на сцену. А когда пришло время прощаться (Качалов по приглашению основателей Художественного театра уезжал в Москву), на последнем его концерте в университете студенты внесли его в артистическую комнату на руках. И когда он вышел на эстраду, его буквально завалили цветами. Как вспоминает Анастасия Степановна Михайлова, ставшая впоследствии актрисой и вместе с другой поклонницей таланта Качалова, Ольгой Дадиан, служившая на казанской сцене в антрепризе Н.И.Собольщикова-Самарина в 1902-1905 гг., “восторженная толпа не хочет расставаться и просит Качалова – пожалуйста, еще… Наконец, Качалов заканчивает чтение: Грибоедов, “Горе от ума” (монолог Чацкого, последнее действие). Опять бурные аплодисменты. Подносят большой лавровый венок с лентой от казанских студентов”.

Жил Качалов в номерах Михайлова осень 1897 года, весну 1898-го, зиму 1898-99 и весну 1899 года. А осенью 1899 года, вернувшись из Саратова к открытию драматического сезона в Казань, в номера Михайлова уже не вернулся. Последний свой сезон в Казани он жил на Поповой горе. Дом этот не сохранился.

Юрий БЛАГОВ.

На снимках: В.И.Качалов в год приезда в Казань; дом по улице Лобачевского, где находились “номера Михайлова”.