Утром ко мне зашел наш новый сосед Игорь – бывший слесарь, проработавший всю свою жизнь на одном заводе, и спросил о какой-то мелочи. Вопрос быстро разрешился, и я хотел было закрыть за ним дверь, но услышал, как в его квартире громко играла незнакомая и приятная музыка. Вернее, звучала песня, и выразительный, приятного тембра голос пел о граненых стаканчиках, “упавших да со стола”. “Так сейчас не поют”, – подумал я и вопросительно взглянул на соседа, а тот хитро улыбнулся и пригласил в гости: “Заходи, послушай, не пожалеешь”.

…Сидели и слушали мы с ним часа три. Он оказался страстным меломаном, да не простым, а давним собирателем редких теперь записей и пластинок знаменитого эстрадного певца 20-х – 30-х годов, выходца из России Петра Лещенко.

– Жили мы раньше в центре Казани, на улице Право-Кабанной, – рассказывает мне о своей юности Игорь, – учились, работали, мечтали о счастливой жизни, и было нам тогда по 17-18 лет. У нас подобралась чудесная компания ребят-сверстников, и учились мы все в школе № 5, что на улице Свердлова. Был среди нас крепкий такой парень, мы его звали “Виль” – Валера Гатаев, будущий артист, тот самый, что играл Фрола в многосерийном телефильме “Тени исчезают в полдень” – после школы он поступил в театральное училище и уехал из Казани.

Всей компанией ухаживали мы за девчонками, ходили в кино и на танцы. Только вот с музыкой было тяжело: магнитофонов, как сейчас, не было – входили только-только в моду радиолы, а больше “крутили” патефоны. И пластинок модных, танцевальных было мало, и они были дорогие, нам не по карману.

Тогда и наловчились мы пластинки делать сами, из… рентгеновских пленок с большими снимками грудных клеток. Переписывали, точнее перетачивали их на самодельных установках, похожих на патефоны, да так, что аж стружка шла!

В те времена все мы были очарованы песнями Петра Лещенко – веселыми, искренними, немного “блатными” и, главное, полными любви и нежности. Под них можно было танцевать и фокстроты, и танго.

Игорь включил для меня свою любимую:

“Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый,
Развевайся, чубчик, на ветру-у-у.
Раньше, чубчик, я тебя любил-ла,
А теперь забыть я не мог-у-у”.

Глаза у моего рассказчика сияли, и весь он светился, как всякий человек, вспоминающий свои счастливые былые дни.

– На танцах Лещенко играли редко – как-никак эмигрант, хоть и невольный, – так мы нашли выход: покупали вскладчину на “Сорочке” – тогдашней барахолке – заграничную пластинку и с нее переписывали, – продолжал Игорь. – Делали это “подпольно”, таясь. И вот однажды к нам в “цех” явились патрули с обыском и конфискацией. Мы, конечно, струхнули – года-то были еще 50-е! – запросто могли засудить.

Обошлось, не забрали. Спасло нас то, что делали мы лишь одну, две копии и не больше. Кому-то, наверное, стало завидно, что сами не могут, а вот эти пацаны – “пишут”, и донесли…

Наш домашний концерт продолжался. Вот залились скрипки, заиграл аккордеон, и бархатный баритон, с чуть заметным нажимом на “о” и с некоторой манерностью запел:

“Скажите, почему-у-у
Вчера я видел Вас случа-а-йно,
Об этом знали Вы едва-а-а…”

Я живо представил себе молодого Игоря, его друзей на танцах в Ленинском саду: летний теплый вечер, уютные китайские фонарики по углам, столики с порционным мороженым и с лимонадом. На открытой эстраде – юноши в широких бостоновых брюках и вельветовых куртках с белыми воротничками “на выпуск”, с прическами под “бокс” и под “канадку”. Их подружки в летних просторных цветастых платьицах, с затейливой укладкой, сделанной паровыми щипцами, а на ногах – мягкие спортивные тапочки, начищенные мелом так, что в мелу этом была вся танцплощадка.

Между тем из проигрывателя Игоря зазвучала чуть старомодная, но теплая, задушевная музыка эстрадного оркестра, с полным набором популярных тогда инструментов: скрипка, гитара, саксофон, аккордеон, тромбон и фортепьяно. И обаятельный голос Лещенко:

“По-о-о-мнишь,
как ты меня заста-а-ла,
Как бьется сердце
вновь бе-е-з тебя”…

Игорь продожал:

– Зимой танцы были у нас в кинотеатре имени Тукая. Были и нелегальные танцы, например, на лодочной станции “Спартак”. Но чаще всего мы устраивались у себя во дворе на Право-Кабанной: подключишь мощный динамик-колокол к радиоле и – вперед! Музыка наша, говорят, слышна была даже на “Кольце”.

Вообще, после войны, после тяжелых, изнурительных испытаний лихолетья, тяга к легкой, эстрадной музыке и танцам была огромной. Помню, как народ буквально ломился на единственный концерт в Казани незабвенной Изабеллы Юрьевой. Это было ровно полвека назад, в 1952 году, в театре имени Качалова.

Сосед мой замолчал, весь предавшись воспоминаниям о тех далеких уже годах, когда были они молоды, красивы и энергичны.

Я же благодарил судьбу, что подарила мне этот день, этот неожиданный концерт, что открыл для себя еще одну перевернутую страничку нашей истории.

Послушав с наслаждением эти чудные пластинки, что были у радушного хозяина, я прочел аннотации к ним и познакомился с биографией так понравившегося мне певца.

Петр Константинович Лещенко родился в 1898 году на Украине, в бедной крестьянской семье, которая затем переехала в Кишинев. Петя был очень музыкальным мальчиком, со звонким сильным голосом. Пел в церковном хоре, научился играть на гитаре и балалайке. Стал выступать в кинотеатрах с песнями и танцами, со своим коронным номером “Лезгинка”.

В 1918 году Румыния аннексировала Бессарабию, и Лещенко стал гражданином Румынии. В двадцать пять лет он уезжает в Париж, где учится в балетной школе, а вечерами выступает в кафе и ресторанах. Затем надолго, вместе с женой Зинаидой Захит, уезжает в длительные гастроли по Европе, Азии и Африке.

Вернувшись в 1933 году в Европу, устраивается в Бухаресте, где открывает свой ресторан “Наш домик”, затем фешенебельный – “Лещенко”. У него огромный успех и счастливая жизнь. Вскоре на фирме “Колумбия” записывает около 80 пластинок.

Получил известность во всей Европе и их дуэт с певицей Верой Белоусовой, ставшей в дальнейшем его новой женой.

Певец часто ездит в Ригу, где встречается с композитором Оскаром Строком, с которым у него устанавливается долгий творческий союз, и там также много записывается. Его пластинки издаются огромными тиражами, популярность растет. Любил и с удовольствием слушал Лещенко сам Ф.И.Шаляпин, звавший его в шутку “пластиночным певцом”.

Исполнял Лещенко и песни советских композиторов: И.Дунаевского, Б.Фомина, Дм. и Дан. Покрассов, К.Листова. Но более всего он исполнял песни “своих” композиторов: М.Марьяновского и О.Строка.

Много песен певец написал сам: “Сеньорита”, “Вернулась снова ты”, “Не уходи”, “Петрушка” и много других. В 1944 году после освобождения Советской Армией Румынии от фашистов Лещенко выступает в госпиталях, гарнизонах, офицерских клубах. Сам сочинил патриотические песни – “Наташа”, “Надя-Надечка”. Пел “Темную ночь” Н.Богословского.

Песни Лещенко пришли к нам со второй “оттепелью” – перестройкой: вышли пластинки, стали исполняться на радио. В памяти же наших отцов и дедов он остается непревзойденным певцом их далекой юности и молодости.

…Уходил я от своего соседа-меломана взволнованный и просветленный, очарованный этими пленительными песнями о любви и верности, о встречах и расставаниях, разлуках и печалях…

“Прощай, прощай! Прощай,
моя родная,
Не полюбить мне в жизни
больше ничего,
И о тебе одной лишь
вспоминаю я,
И шлю мое последнее танго”.

Юрий СЕРГЕЕВ.