Сегодня – девятый день после смерти Георгия Михайловича Вицина. Несколько десятилетий он был одним из самых популярных и признанных артистов советского кино, но любовь к нему была и навсегда уже теперь останется совершенно особенной.

Трудно выразить отношение к этому человеку: детский благодарный восторг, безграничное восхищение уникальным актерским даром, но в первую очередь – ни с чем не сравнимая нежность. Описать это невозможно, все остается на уровне эмоции, полутона. Вспоминается почему-то, как еще в конце шестидесятых в одном из нечастых своих интервью он рассказывал о любимых запахах: “Запах карандашей “Кохинор”. И еще запах моря. И запах весны – знаете, бывает так, что в феврале, на морозном воздухе вдруг запахнет арбузом…”

Вицин учился у легендарных мхатовцев Николая Хмелева и Алексея Дикого, в театре Ермоловой играл в пьесах Островского, Тургенева, Розова. И в кино его карьера складывалась вполне академично: Гоголь в биографических фильмах “Белинский” и “Композитор Глинка”, Репин в “Василии Сурикове”, Карраско в “Дон Кихоте”. Лучшие, без преувеличения гениальные роли были им сыграны в экранизациях классики: уморительно смешной сэр Эндрю в “Двенадцатой ночи” Яна Фрида и – в первую очередь – феноменальный Бальзаминов в “Женитьбе Бальзаминова” Константина Воинова. Но народным героем Вицин стал благодаря ролям, накрепко связанным с современностью, с той эпохой, которая, по признанию самого актера, породила легендарную троицу из фильмов Леонида Гайдая. Сыгранный Вициным Трус был неотъемлемой частью ансамбля гайдаевских масок, незаменимой частью единого целого – но все равно стоял немного особняком. Когда сейчас вспоминаешь гайдаевские фильмы, в первую очередь на ум приходят потрясающие сольные номера Вицина, многие из которых он придумал или развил самостоятельно. Вот он, переусердствовав в снятии пробы с первача, маленьким сосредоточенным мамаем проходится по избушке самогонщиков… Вот тренируется на кошках… Вот нетвердой походкой направляется к пирамиде ночных горшков, дабы выбрать единственно нужный… Вот, наконец, бьется в истерике на дороге, между двумя замершими, как каменные изваяния, подельниками – и затихает умирающим лебедем… И раньше было понятно, но сегодня чувствуется особенно глубоко: ничего более трепетного, родного, любимого, настоящего и главного мы на киноэкране не видели. И не увидим. Вицин, как никто другой, мог насмешить до слез, но слезы в конце концов оказывались настоящими. В разудалой, подлинно культовой для всех неунывающих оболтусов комедии “Опекун” Вицин играл опустившегося выпивоху Тебенькова. Он, казалось бы, с легкостью вписывается в череду экранных пьяниц, которых аскет и трезвенник Вицин переиграл бессчетное количество, он восхитителен в веренице комических гэгов: “А мне – жюльен… Из дичи!”… “Потерялся мальчик”… “Мать, наверное, ищет себе модную кофточку”… и прочее в том же непередаваемом духе, с “фирменной” интонацией. Но в финале все тот же Тебеньков будто бы сознательно отказывается идти с исправившимися и сдружившимися героями к лазурным разливам хеппи-энда. Он остается на шумной портовой площади – одинокий, жалкий, однако выбравший пусть бесславный, но собственный путь.

Георгий Михайлович в жизни вполне сознательно избегал любых проявлений внимания со стороны города и мира. Не давал интервью, жил затворником, тяжело переживал “монотонность жизни”, находя успокоение в книгах античных философов и практике йогов: “Одиночество – это мой самый искренний собеседник”. Хотя его гением была пропитана вся эпоха, все лучшие годы нашей жизни – с самого раннего детства, с первых сказок на грампластинках и с рассказов Виктора Голявкина, которые Вицин безупречно читал в “Радионяне”. Бессчетное количество мультипликационных стручков, зайцев и непьющих воробьев говорят его голосом. Десятки киноролей – от фильмов-сказок до “Земли Санникова” (во время песни “Есть только миг” вицинский Игнатий перекладывает пистолет поближе к сердцу – в секундном эпизоде артист умудрился сыграть столько, что иному хватило бы на три роли и двадцать пять телепередач о “творческом пути”), от “Максима Перепелицы” до обеих – и гайдаевской, и захаровской – экранизаций “Двенадцати стульев”. А еще – “Джентльмены удачи”, “Неисправимый лгун”, “Деловые люди”… Потрясающий, не имеющий аналогов актер. Фантастический комик, одаренный уникальным видением смешного. Умный и сложный человек, поклонник Овидия и Еврипида, Сэллинджера и Зощенко, Фредерико Феллини и Стенли Крамера. Просто Вицин. Человек, без которого многим будет очень плохо. Оно, собственно, и сейчас уже так.

Станислав Ф.РОСТОЦКИЙ.
ИА “Резонанс-профи” – для “РТ”.