К афише Казанского русского тюза сегодня приковано особое внимание. Соскучились мы по его спектаклям, актерам… Речь, конечно, не о нынешних юных зрителях, которым имена тюзовцев, скорее всего, мало о чем говорят. Я имею в виду вполне взрослую и серьезную театральную публику, составлявшую большинство на спектаклях бывшего Молодежного театра. Не смутило ее и то, что, оправившись от пожара, театр решил вернуть себе “историческое” название – тюз. Пока не ясно, смену каких приоритетов – возрастных, творческих и прочих – это повлечет. Но, в конце концов, настоящий театрал тем и отличается от так называемого организованного зрителя, что он в равной мере готов сопереживать и Гамлету, и Колобку…

Думается, волны этого нерастраченного зрительского доверия ощутили тюзовские актеры и на недавней премьере “Буратино”. Публика радостно и с пониманием реагировала на все: на длинный нос папы Карло (мол, яблоко от яблони недалеко падает), на сентиментального и гладко выбритого Карабаса-Барабаса и прочие импровизации на тему известной сказки, простор для которых открывает инсценировка А. Шапиро.

Это история для театра и о театре. А знаменитые похождения Буратино в Стране дураков – это лишь предлог окунуться в атмосферу игры, лицедейства, когда не знаешь наперед, по какую сторону кулис окажутся герои в следующий момент. В этом и состоит волшебство, магия театра. И чтобы испытать ее на себе, не надо далеко ходить. Самое удивительное и вместе с тем самое грустное, что театр рождается и умирает на наших глазах. А потому никакой двери, даже самой маленькой, не окажется и за холстиной с нарисованным очагом. Это всего лишь прообраз театральной ширмы, занавеса, которые чисто условно отделяют вымышленный мир от реального. И как бы в доказательство этого не раз по ходу спектакля пространство игры будет то сжиматься до пятачка сцены в луче прожектора, то растягиваться до последних рядов партера…

Научить зрителей понимать и принимать театральную условность – задача благородная, но не всегда благодарная. И некоторый пессимизм этой фразы, увы, тоже навеян “Буратино”. Несмотря на знакомый имидж всех без исключения персонажей, для детского восприятия спектакль получился все же недостаточно внятным. И не столько по мысли, сколько по исполнению. Та стремительность, с которой герои совершают переходы из одной реальности в другую и обратно, оставляет ощущение некоторой суеты и даже неразберихи. Не всегда выдерживая заданный ритм, актеры вынуждены помогать себе жестикуляцией и сбиваться на скороговорку, что только усугубляет ощущение бессвязности и толчеи на сцене. А кроме того, большинству исполнителей явно не помешало бы несколько часов общения с педагогом по сценической речи. Как, впрочем, и по вокалу. По меньшей мере, их попытки петь на сцене хором все же оставляют более благоприятное впечатление, нежели зонги отдельных персонажей под незатейливый перебор гитарных струн.

Конечно, ничто не проходит бесследно, а тем более шесть лет актерского существования в отсутствие элементарных условий для поддержания профессиональной формы. А кроме того, у тюза, как ни странно, практически нет опыта музыкальных постановок. И одним махом восполнить этот пробел, конечно же, нелегко. Тем более что ставить мюзиклы на драматической сцене вошло в моду именно в последние годы, которые были наполнены для тюзовцев несколько иными заботами. В то время как другие, более благополучные театры немало продвинулись в этом жанре.

Последняя премьера навеяла также грустные мысли о финансовом положении театра. Наряд Мальвины и еще двух-трех персонажей – куда ни шло, в остальном же на сцене царит неприкрытая бедность. Конечно, театру не привыкать маскировать ее под театральную условность. Однако с каждым разом делать это все труднее. По контрасту с мраморной роскошью театрального фойе нищенское убранство сцены уже просто бьет в глаза.

Самые большие опасения казанских театралов были связаны с тем, вернется ли в обновленные стены Казанского русского тюза полнокровная творческая жизнь. И сегодня уже можно вроде бы перевести дух – в театр пришел новый главный режиссер Георгий Цхвирава, премьеры следуют одна за другой, зрительный зал почти всегда полон… И вместе с тем самое трудное все-таки впереди, потому что уже в ближайшее время театру предстоит остаться один на один с той публикой, с которой у него нет общего прошлого, а только настоящее и будущее.