Еще лет десять назад то и дело звонили откуда-нибудь с Тамбовщины, а то и вовсе с Амура: приезжайте, мол, выступите перед людьми, поэты у нас всегда желанные гости! Какие гости, отвечаешь, у вас же посевная, только мешать будем… Да нет, говорят, наоборот, поможете – быстрее дело пойдет…
И – ехали! Помню август на земле тамбовской. Дожди, колосья полегли, мужики-комбайнеры чуть не плачут. А тут мы еще на голову свалились. Но – соорудили на току помост, остановили машины и часа два нас слушали, иногда трогательно подсказывая поэтам забытые строчки. Время было тяжелейшее, магазины пусты, за “деревянный” рубль ничего не купишь – но в нужности поэзии не сомневался никто…
Что же с нами произошло? Вдруг все разом разлюбили стихи? Но ведь в нашем народе всегда ценились образное слово, душевная песня, афористичная строка. Что случилось-то?
Да, многое изменилось. Может, поэзия и не вписалась в рынок, в прагматический облик времени. Но рынок рынком, а душа душой. Как же человеческой душе без поэзии? Разве все продается и покупается? Не уверена, что в споре между талантливой строкой и хорошо прожаренной котлетой победит котлета.
Стихи есть словесное выражение лучшего, что есть в жизни и в нас. Как часто поэзия приходит на помощь в самые трудные минуты! Я всегда говорю, что я прежде всего читатель стихов, а потом уже их сочинитель. Как много мне открыли в жизни Пушкин и Лермонтов, Блок и Есенин, Цветаева и Ахматова, Пастернак и Заболоцкий! Как много дали ровесники, поэты моего поколения. В их искренности и правде одна из причин поэтического бума шестидесятых годов.
Поэзия – и это главное! – учит культуре чувств. Скольким молодым людям стихи помогли объясниться в любви, растопить лед непонимания, найти подход к тому, кто дорог, но недоступен! От Сирано де Бержерака до Евгения Евтушенко поэты отмыкали уста немым, подсказывали слова тем, кто сильно чувствует, но не умеет выразить себя.
Когда-то рождение ребенка так потрясло меня, что я написала:
Не надо славы, почестей…
Ах, просто б жизнь текла!
Сынок – февральской почечкой –
ждет моего тепла.
Теперь земля и воздух,
глубь вод и жар огня,
и все на свете звезды
зависят от меня!
А годы спустя пришло письмо от двух учителей – у них уже внуки растут, а вырезка из газеты с этими строчками до сих пор висит над столом…
Конечно, моим ровесникам повезло: и сейчас еще тянется за поэтами нашего поколения шлейф успеха поэзии шестидесятых годов. Нас знали даже в лицо. И до сих пор иногда узнают на улице, в магазине, в метро, а то и в бане и до сих пор, хотя, конечно, гораздо реже, зовут почитать стихи. Вот недавно позвонили из Санкт-Петербурга и пригласили выступить в телепередаче “Вечера в Политехническом”. Я была рада бесконечно – не столько за себя, сколько за поэзию. Значит, не так все безнадежно для рифмованных строчек в нашем нарождающемся рыночном раю!
Я встречаюсь со многими людьми, и, по моим наблюдениям, народ не остыл к поэзии. Читающая публика стала тоньше, умнее, душевно богаче, люди многое пережили и многое поняли, сегодня с ними интереснее общаться, нежели это было прежде. Неискоренимую любовь к поэзии из людских душ никаким черпаком не вычерпаешь, никаким денежным интересом не перешибешь. И, какое б ни было, выражаясь строчками Пастернака, “тысячелетье на дворе”, что бы ни происходило, поэзия остается поэзией, величайшей тайной, утешительницей, земной небожительницей, без которой не обойтись и которую ничем не заменить. А мы, пишущие, – ее слуги, или, простите за торжественность, хранители огня.
Нам, художникам, просто.
Где сломает мозги кто угодно,
нам неймется, поется
И в пространстве, и в клетке свободно.
На спасительный дождик
Откликается сущее наше.
И шагает художник,
Воротник, как подросток, поднявши.
Не дрожит и не тужит,
Никому не грозит, не карает.
Запускает по лужам
Свой бессмертный бумажный кораблик!
Говорят, время поэзии прошло. Не знаю… Время, может быть, и прошло, но, чтобы человек в семнадцать лет обрел счастливую любовь, он должен в двенадцать, в тринадцать, в пятнадцать вдоволь надышаться стихами. Этот витамин счастья заменить нечем…
Римма КАЗАКОВА.
