Исполнилось 75 лет известному татарскому писателю Магсуму Насыбуллину, чьими книгами зачитывалось не одно поколение любителей детективного жанра. Это сегодня “криминальным чтивом” торгуют на каждом углу, а иные из наших юристов-беллетристов не уступают в популярности кинозвездам. В бытность же, когда 40-летний следователь Насыбуллин опубликовал свою первую книгу “Конец опасной тропы”, у многих это вызвало только недоумение. Виданное ли дело по тем временам: уважаемый юрист, фронтовик и вдруг – автор детективов. Несолидно как-то. Да и цензура была начеку, выискивая “государственные тайны” даже между строчек…
– Магсум Назипович, а что все-таки доставляло больше хлопот – “косые взгляды” коллег или цензура?
– Конечно, цензура. Ведь у нас в те годы было засекречено практически все. А учитывая, что большинство моих книг написано по материалам конкретных уголовных дел, всегда находилось к чему придраться. А на отношениях с коллегами моя литературная деятельность никак не отразилась. Если кого-то из них поначалу и настораживало, что в своих книгах я касаюсь святая святых – методов следственной работы и тем самым как бы раскрываю их “кухню”, то очень скоро эти опасения рассеялись. Я сам почти сорок лет отдал правоохранительным органам, поэтому такие понятия, как интересы следствия, профессиональная этика, для меня не пустой звук.
– А что, если не секрет, заставило вас взяться за перо?
-Жизнь… В том смысле, что я через многое прошел и всякого повидал, прежде чем осознал в себе эту потребность высказаться. Хотелось, чтобы люди, и особенно молодое поколение, знали правду о жизни.
– Вы хотите сказать, что в те годы это было возможно только в жанре детектива?
– Под правдой жизни я понимаю не только ее изнанку. Ведь прежде чем стать юристом, я работал сельским учителем, прошел фронт… Все это вместе и стало моей жизненной школой. А о жанрах я тогда и не думал. Да, моим главным литературным персонажем стал следователь Гайнан Ибрагимов, распутывающий сложные клубки преступлений. Но, кроме того, что он настоящий профессионал, это живой, думающий человек. Хочется думать, что именно этим в первую очередь он и запомнился читателям.
– Быть принципиальным следователем и сегодня нелегко, а ваш Гайнан Ибрагимов и вовсе из тех еще, тоталитарных, времен. Тем не менее, ему все удается: и преступников ловить, и принципами не поступаться. Насколько же реален был такой тип в жизни?
– В нашей профессии, как и в любой другой, умных и порядочных людей всегда было предостаточно. В одном вы правы – им приходится труднее всего. А значит, многое, если не все, опять же упирается в личностные качества: есть у человека нравственный стержень или его нет… Вот и мой Гайнан Ибрагимов реален настолько, насколько мне хотелось, встречая людей подобного же склада в жизни, поддержать их веру в самих себе. Может быть, это главное, ради чего я вообще взялся за перо.
– Сколько у вас всего вышло книг?
– Двадцать шесть, не считая коллективные сборники и журнальные публикации.
– Определенно, вы нашли свое второе призвание. Может быть, у вас в роду были писатели?
– Нет. Я вырос в большой трудовой семье. У меня были прекрасные воспитатели. Помимо отца с матерью, это еще и родители моих родителей. Всем лучшим в себе я обязан их народной педагогике. Повезло мне и со школьными учителями… Я начал учительствовать сразу после окончания школы. Меня как отличника учебы попросили об этом, так как учителей катастрофически не хватало. В начальной деревенской школе я учил детей на родном татарском языке. Это было еще до войны.
Пединститут я тоже окончил, но гораздо позже, будучи уже автором нескольких книг. А на первых порах, в плане литературного наставничества, меня очень поддержал Атилла Расих, наш классик. Он никогда не считал детектив “низким”, второсортным жанром и меня убедил в том, что остросюжетность – это не самоцель, а средство, с помощью которого автор стремится донести до читателей свои сокровенные мысли и чувства.
– А что вы чувствуете сегодня, когда видите свои книги в ряду многих, многих других, причем порой с такими устрашающими названиями и картинками, что от одного взгляда на них делается не по себе?
– С одной стороны, это, конечно, парадоксально. Сегодняшняя жизнь, казалось бы, и без того настолько “пропитана” криминалом, что интерес к детективной литературе должен был бы затухнуть сам собой. Но поскольку этого не произошло, значит, дело в чем-то другом. Я думаю, что детектив как жанр просто нашел свою “нишу” в литературе и развивается подобно всем остальным. Здесь тоже есть свои классики, свои тенденции и широкий круг молодых авторов, одаренных в большей или меньшей степени. А когда у читателей есть выбор, то на откровенную халтуру и картинки он уже не купится. За сравнительно короткий срок, если “отцом” детектива считать Эдгара По, эта литература доказала не только свое право на существование, но и способность быть в полном смысле художественной – разумеется, в лучших своих образцах. И лично меня это не может не радовать.
– А каковы, на ваш взгляд, перспективы этого жанра в татарской литературе?
– Трудно сказать. Все-таки каждая литература прежде всего придерживается своих традиций. Хотя одно имя я все же мог бы назвать – Флер Багаутдинов. В свое время, работая прокурором в Альметьевске, он выпустил три книги. Думаю, читатели тоже обратили на них внимание. Но с переездом в Казань, видимо, основной работы у него прибавилось, и он отошел от литературной деятельности. Хочется верить, что не навсегда.
– А каковы ваши творческие планы?
– Задумки всегда есть. А недавно мне заказали написать что-то вроде мемуаров, и я понял, что это мне интереснее. Причем на память почему-то прежде всего приходят забавные, курьезные случаи…
– Расскажите хотя бы один…
– Как-то я вел дело о крупном хищении на одной базе. В процессе следствия выяснилось, что проворовался сам заведующий этой базой. И вот, перед тем, как передать дело в суд, я вызвал к себе подследственного, чтобы он ознакомился со всеми материалами и расписался. Его привели. Я положил перед ним “дело” и объяснил бывшему завбазой, что от него требуется. Читал он долго. Вздыхал, пил воду, комкал в руках носовой платок, которым то и дело вытирал выступивший пот. Наконец, дочитав последнюю страницу, он поставил свою подпись. Но прежде, чем его увели, я по многолетней привычке, почти автоматически, перелистал “дело”. Потом ещё раз… Нет, я не ошибся, одной страницы не хватает. Невзрачный такой листочек… Но именно на этой “липовой” накладной завбазой и “погорел”. Короче, я все-таки вызвал дежурного, понятых и велел его обыскать. Ничего. Но как же так? Я точно помню: перед его приходом накладная была подшита к “делу”, а больше в мой кабинет никто не входил, и я никуда не отлучался. Только один раз вставал из-за стола, чтобы налить ему воду из графина. Неужели… Я снял трубку и набрал номер медсанчасти, а врачу громко объяснил: подследственному неожиданно стало плохо, пусть они там будут готовы, возможно, потребуется хирургическое вмешательство… И в этот момент я услышал: “Не надо вмешательства… Я съел накладную.”
Н.ГАЛЕЕВ.
О.КРУЧИНА.
