К 115-летию со дня рождения Хасана Туфана

Нынешний год необычайно щедр на знаменательные даты в культурной жизни Татарстана. Эти заметки – дань памяти замечательного поэта Хасана Туфана, заложившего основы современной татарской лирической поэзии.

Девятого декабря 1900 года в селе Старая Киреметь ныне Аксубаевского района в семье сельского кузнеца Фахруллы родился десятый ребенок. Мальчик получил весьма замысловатое имя Хисбулла Фахриевич Гульзизин-Хазратов-Кусинов. Отец был грамотным крестьянином и рано приобщил сына к чтению. Фахрулла почитал образованных людей, и в доме была даже маленькая библиотека, что было редкостью для тех глухих мест. Род Туфана происходил из беглых крестьян, подвергнутых на рубеже ХVI – ХVII веков насильственному крещению, но втайне верных традициям своего народа. Родители были не венчаны, и дети, рожденные вне законного брака, должны были носить фамилию матери. Так, до пятилетнего возраста Хасан носил фамилию Гульзизин. Привычку к труду будущий поэт перенял от отца, от матери – любовь к народному творчеству – песням, частушкам, легендам. Жилось семье трудно, и старшие братья, чтобы помочь выбиться из нищеты, занимались отхожим промыслом. В возрасте 14 лет Хасан вслед за братьями поехал на Урал, где стал работать старателем на медных копях, познал и тяжелый труд шахтеров, некоторое время работал помощником токаря.

Поворотными моментами в судьбе будущего поэта стали учеба в легендарном медресе «Галия» в Уфе, дружба с молодым поэтом Шайхзадой Бабичем и, конечно, встреча с основоположником татарской прозы двадцатого века Галимджаном Ибрагимовым, который преподавал в медресе литературу.

С юношеских лет Хасан Туфан был «болен» жаждой странствий. В течение десяти лет, с 1918 по 1928 год, он учительствовал в школах Сибири и Урала, принимая активное участие в деятельности молодежных татарских организаций, в программе которых был тезис о культурной автономии татар. Позже, в 30-е годы, это послужит поводом для обвинения поэта в «буржуазном национализме и шпионаже». 

К 1924 году относятся первые литературные опыты Туфана, и вскоре о молодом поэте заговорят как читатели его стихов, так и критики, собратья по перу. Одним из первых в татарской литературе Хасан Туфан обратился к теме рабочего класса, а лирико-эпические поэмы «Бибиевы», «Уральские эскизы», «Между двух эпох», написанные в пору, когда поэту не было и тридцати лет, прочно вошли в золотой фонд татарской литературы. Наряду с этим Туфан пишет и лирические стихи, которые становятся популярными песнями.

  Хасан не случайно выбрал псевдоним «Туфан», что в переводе с татарского «ураган», «буря», «натиск», – в честь деда, известного своим неукротимым нравом. Молодой поэт действительно ворвался в татарскую поэзию 20-х годов, как метеор, разрушая привычные, традиционные каноны национального стиха, опиравшегося на фольклорную напевность. Как новатор, он использовал элементы тонического стихосложения, свободно владея ритмикой, близкой к разговорной речи. Это раздражало чиновников от литературы и в то же время множило число поклонников поэзии Туфана среди рабочей и студенческой молодежи. Сам поэт равнялся на «татарского Маяковского» Хади Такташа и на самого Владимира Владимировича. Поэтические строки Туфана были обращены в будущее, которое, конечно же, мыслилось светлым:

Это тело.

Как быть с неуклюжим?

Я пиджак развернул бы

крылом,

Ну а сердцу пропеллер нужен,

Чтоб рвануться вперед,

напролом.

В стихах молодого поэта нашлось место и производственной теме:

Прости мне, Родина,

Что я не соловей,

Что я твой барабанщик

 скромный,

Прости, что пахнут

порохом и домной

Цветы души моей.

Хасана Туфана отличали постоянное стремление к познанию жизни и самого себя, поиски новых форм, возможностей поэзии. Уже будучи известным, зрелым поэтом, Туфан неожиданно для своих коллег по перу на несколько лет покинул литературный Олимп. Если молодые поэты и прозаики по заданию издательств и редакций странствовали по городам и весям в поисках свежих тем и сюжетов, то Туфан, как в свое время Максим Горький, пешком, с котомкой за плечами, исходил дороги Кавказа и бескрайние просторы Средней Азии, перебиваясь случайными заработками. Эти странствия по стране явились для Туфана своеобразным трамплином для нового взлета после некоторого творческого застоя.

В начале 1930-х годов Хасан Туфан – один из руководителей республиканского радиокомитета, ответственный секретарь ведущего литературно-художественного издания «Совет эдэбияты» (ныне журнал «Казан утлары»). Герои его лирических стихов привлекали читателей своей жизненной убедительностью, чистотой и свежестью чувств. Они полемизировали с официальной плакатной поэзией, далекой от действительной жизни народа. Так, в стихотворении «Береза» (1933) вдумчивые читатели зримо видели Сергея Есенина, к тому времени запрещенного «кулацкого поэта». Туфан тоже одухотворяет березу, растворяясь в природе, колыбели всего сущего на земле.

Точно слезы,

листья наземь падают,

Будто плачет дерево

навзрыд….

Не грусти, не плачь,

береза белая,

Листьев-слез напрасно

не роняй:

В чистом поле нет

и духа вражьего,

Уж давно свободен

отчий край.

Поэзия Туфана приобретает особую легкость, лаконичность, отточенность настоящего мастера. 

Меня поэтом мать

не родила,

Мои стихи –

итог пережитого:

Всех предков горести,

надежды и дела

В душе моей живут

и просят слова.

Не думал не гадал поэт, что спустя пару-тройку лет следователи узрят в этих строчках призыв к свержению Советской власти!

1937 год. Начинаются «чистки» среди творческой интеллигенции. Писатели, композиторы, художники каются в несуществующих грехах. Поводом для травли Туфана стала поэма «Клятва» (1935). После «проработки» его исключают из Союза писателей, перестают печатать, но пока он на свободе. На душе тревожно, а в доме голодно. Приходилось жить на более чем скромное жалованье жены – актрисы Луизы Салигаскаровой, чье положение в театре тоже стало шатким. Начиная с 1939 года волна репрессий временно пошла на убыль. Ежова расстреляли, а Лаврентий Берия еще «не развернул свои совиные крыла». Туфана снова стали печатать, а вчерашние друзья – коллеги по цеху перестали обходить его стороной.

Однако 18 ноября 1940 года подвело черту под прошлой жизнью. В этот день на пороге Дома печати Туфана поджидали «вежливые люди» в хромовых сапогах. И началась кровавая карусель: ночные допросы, избиения, сутки без сна… Он «враг народа», агент множества стран и разведок – осталось подписать готовые признания. Следователи, сменяя друг друга, требовали назвать сообщников, держа в руках готовые списки. Без карандаша и бумаги Хасан Туфан, чтобы не сойти с ума, запекшимися в крови губами (половина зубов была выбита) шептал стихи… Это помогло ему, как он позже вспоминал, не просто выжить, а «спасти душу». Расстрел ему заменили нескончаемым лагерным сроком.

Началась война, которая, как напишет Александр Твардовский, «предоставляла право на смерть и даже долю славы в рядах бойцов земли родной». Туфан пишет заявление с просьбой отправить его на фронт, пусть «на передний край в штрафбат». Отказали.

Обреченный на смерть от каторжного труда в ГУЛАГе, дистрофии и голода, он все-таки выжил. Неожиданно на его имя стали приходить посылки с едой. Кто, откуда – загадка! Спустя годы он узнает о подвиге жены: она сдавала кровь, чтобы выжил он. Однажды, превозмогая слабость от недоедания и большой потери крови, она пришла на репетицию и прямо на пороге театра упала замертво. Почти следом за женой умер и их сын… Память о жене, вина перед ней до конца дней жили в душе и в стихах поэта.

После смерти тирана прошла череда амнистий и реабилитаций. Усилиями подполковника КГБ Аминова была доказана невиновность многих жертв сталинских репрессий, в том числе деятелей культуры – Карима Тинчурина, Шамиля Усманова… Но кто вернет их близким и татарской культуре?

Вместе с тем меня всегда удивляло, что многие бывшие лагерники: Фатих Карим, Георгий Жженов, Михаил Танич  – не только не сломались под жестокими ударами судьбы, но и не озлобились. Так и Хасан Туфан: его поэзия раскрылась совершенно новыми гранями, приобрела классическую ясность, философскую глубину, гражданскую твердость.

О Родина, тебя принять

прошу

Огонь стихов, как совесть,

непродажных,-

Сейчас, пока живу,

пока дышу,

Или потом, когда – неважно!

Так пишет поэт в стихотворении «Мой путь».

Я уже рискнул сравнить Туфана с Есениным. Русский поэт много писал о цветах, поклоняясь им, как женщине. То же мы видим у Хасана Туфана. Одни названия чего стоят: «Ландыш», «Дождь жасмина», «На цветах твоих остались краски».

Сестренка, не дичись меня,

Меж нами близкое родство:

Ведь я – твой брат,

ведь мы одна стихия,

мы оба – вещество.

Придя из вечности,

в круговращеньи неком

В цветок

ты превратилась тут.

А я, как видишь, в то,

что человеком

Здесь, на земле, зовут…

После реабилитации Хасана Туфана ждали великолепно изданные сборники, Государственная премия имени Г.Тукая, выступления в переполненных залах перед благодарными читателями. Автору этих заметок довелось, будучи студентом филфака, видеть и слышать поэта. Ему уже было за семьдесят – как Пастернаку, когда тот был раздавлен шариковщиной и ушел от нас, живущих, с верой, что дух добра одержит верх над силами зла. Прямой, с копной непокорных седых волос и чуть глуховатым голосом. И глаза, не ясные, как обычно пишут, а точно присыпанные пеплом. Поразило его чтение стихов, особенно ставшее хрестоматийным – «Лебедь». Оно было написано почти в одно время с гамзатовскими «Журавлями». Та же глубоко личная боль, но у Туфана она отступает, вернее, сливается с общей болью за безвинно убиенных… 

Хасан Туфан допел до конца свою песню. О жизни, о любви и верности Родине, женщине, земле… Таким он и останется навсегда в истории татарской поэзии. 

Роман ГУЗЕНФЕЛЬД