Статья с таким названием, подготовленная журналистом Евгением Уховым, была опубликована в «Республике Татарстан» 11 июня. Тогда же редакция пригласила читателей к разговору о любимой книге. Благо повод для этого есть непосредственный, ведь нынешний год объявлен в России Годом литературы. Отклики на эту публикацию последовали не сразу, и они показывают, что страна наша в двадцатом веке не зря считалась самой читающей. Сегодня мы начинаем знакомить читателей «РТ» с некоторыми из поступивших откликов.
 

Перечитывая заново…

Уважаемая редакция! Спасибо за предоставленную возможность лишний раз взглянуть на свою книжную полку. Хотя это не полка, а несколько шкафов, десятки стеллажей.

Мне трудно с ходу назвать любимую книгу. А вот любимого писателя назову – Иван Бунин. Много лет собираю его произведения в различных изданиях. Есть даже сборник новелл, написанный 70-летним писателем в оккупированной фашистами Франции и впервые изданный крошечным тиражом в 600 экземпляров в 1943 году в Нью-Йорке, – купил его по случаю у разорившегося в годы перестройки букиниста.

Я мог бы бесконечно рассуждать о его творчестве, но ограничусь лишь кратким замечанием. В статье Ухова приводятся уничижительные оценки Буниным творчества поэтов и писателей Серебряного века. Но, несмотря на всю их жесткость, с некоторыми из них я не могу не согласиться. В частности, относительно поэм Блока «Двенадцать» и стихотворения «Скифы».

Вспоминается эпизод из фильма Герасимова «У озера», где героиня (актриса Наталья Белохвостикова) вдохновенно читает «Скифов» перед завороженной аудиторией строителей целлюлозно-бумажного комбината на Байкале. Будь ее слушатели знакомы с бунинским анализом знаменитого стихотворения о русском народе, представленным автором азиатом «с раскосыми и жадными очами», они, скорее всего, умерили бы свои восторги. Для Бунина «Скифы» – это грубая подделка под Пушкина ( «Клеветникам России»), литературщина, а представленный им построчный эстетический анализ произведения ставит под сомнение и саму концепцию «скифства», и его поэтические достоинства. То же самое и с «Двенадцатью». Кому интересно, могут найти эти критические заметки в сборнике «Под созвездием топора» (М., «Советская Россия», 1991). К сожалению, подобного рода принципиальная литературная критика сегодня практически подменена угодническим корпоративным конформизмом.

Раньше меня задевало, почему у нас так мало экранизируют Бунина. Но, посмотрев фильм Никиты Михалкова, снятый «по мотивам» одного из лучших его рассказов «Солнечный удар» и дневниковых записей «Окаянные дни», порадовался этому факту. Не дай бог, если кинорежиссеры в массовом порядке станут прикрывать его именем свои неудовлетворенные творческие амбиции!

Недавно Михалков высказался: «Хотел бы, чтобы проснулись Чехов, Шекспир, чтобы они встретились с режиссерами (по-новому трактующими классику) в темном переулке». Опрометчивое заявление со стороны мэтра! Не пожелал бы ему встречаться в темном переулке с честолюбивым, беспощадным и желчным в суждениях Иваном Алексеевичем!

Александр ХРИСТЕНКО

Как молоды мы были…

Если вспоминать любимые произведения, то для меня одно из них, конечно же, поэма Евгения Евтушенко «Казанский университет». Она особенно близка мне еще и потому, что напоминает о моем личном, довольно курьезном знакомстве с автором.

Я, второкурсница филфака, готовилась к экзаменам в читальном зале «Грот» Республиканской библиотеки. Напротив меня в течение нескольких дней сидел молодой мужчина в пестрой экстравагантной рубахе навыпуск, обложенный кипами старых газетных подшивок. Мы с девчонками втихаря еще над ним посмеивались: что за странный читатель? На студента не похож, на ученого – тем более. Не иначе какой-то столичный пижон! Однако за это время мы так к нему привыкли, что, уходя в столовую, просили его посторожить наши места. Он безропотно соглашался и, надо сказать, ни разу нас не подвел.

 Вскоре на дверях «читалки» появилось объявление, что такого-то числа в 18.00 состоится встреча с известным поэтом Евгением Евтушенко. Мы пришли пораньше, уселись в первом ряду. Ждем. Вдруг в сопровождении директора библиотеки появляется… наш сосед в пижонском наряде! Мы глазам своим не верим: так это сам Евтушенко караулил наши места за столом! А он, увидев нас, заговорщицки улыбнулся как старым знакомым. Оказывается, он работает над поэмой «Казанский университет», а здесь изучает архивные материа­лы. Главы из поэмы он и прочитал впервые студентам и преподавателям КГУ. А через несколько дней выдержки из поэмы начала печатать газета «Комсомолец Татарии». Пожелтевшие страницы молодежной газеты, как и выпущенную в 1971 году Татарским книжным издательством книжечку с синей обложкой «Казанский университет», я храню как память о той давней встрече с поэтом.

В 2005-м я пошла на поэтический концерт Евгения Александровича в УНИКСе. И замерла от волнения, когда он начал свое выступление с главы «Лобачевский» из поэ­мы о Казанском университете. Ведь именно ее он читал на той памятной для меня встрече в библиотеке! Не удержалась и послала ему записку, напомнила о том смешном эпизоде в «Гроте». Записок было много, а он спешил на поезд, поэтому ни одной из них не зачитал, а в конце вечера скороговоркой пообещал ответить всем письменно. Каким образом? Конечно, это оказалось артистической уловкой. Жаль…

Вера ЗАЛЕСНАЯ

Мой бессмертный Робинзон

Признаюсь, что ни одна книжка не произвела на меня такого сильного впечатления, как «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо. Удивительное дело, работая в геологоразведочных партиях, я сам не раз оказывался в положении Робинзона! И даже в куда более худших условиях. Он-то успел перетащить с корабля оружие, припасы, инструменты, а мы с товарищами однажды оказались отрезанными от «большой земли» внезапным половодьем и две недели просидели на необитаемом острове без еды и огня под проливным дождем, как зайцы, дожидаясь своего деда Мазая на вертолете.

С тех пор, как я в четвертом классе прочитал «Робинзона Крузо», мне особенно полюбились книги о приключениях людей в экстремальных ситуациях. Вторым поразившим мое воображение романом стал  «Таинственный остров» Жюля Верна. В чем магическая притягательная сила этих произведений? Наверное, не только в захватывающих дух сюжетах, но и в безграничных человеческих возможностях в борьбе за жизнь. У этих книжных островитян я учился элементарным правилам выживания в тайге, горах, степи. В трудные минуты их образы всегда возникали перед моими глазами.

Мой сынишка, познакомившийся с героем Дефо по фильму с Леонидом Куравлевым в главной роли, тоже «заболел» Робинзоном. Научился в любую погоду с одной спички разжигать костер, ловить рыбу самодель­ной снастью, устраивать ночлег на дереве, связывать плот из подручных средств и прочим необходимым каждому человеку умениям. Благодарю тебя, бессмертный Робинзон, за ценную науку выживать!

Роберт ХАРИСОВ

Спасибо вам, дворянка из Харбина!

Сказать по правде, предложение газеты вспомнить свою любимую книгу привело меня в некоторое замешательство: я столько их перечитала на своем веку!

В детстве любимыми были сказки братьев Гримм. Позже – гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки». Рассказы из них я читала вслух сестре и брату. На самом интересном месте (особенно в «Страшной мести») я нарочно останавливалась, и они испуганными голосами просили меня читать дальше. В шестом классе неизгладимое впечатление произвели на меня  «Детство», «В людях» и «Мои университеты» Максима Горького. Мне было так жалко Алешу за его сиротское детство, жестокую жизнь среди чужих людей, несбывшуюся мечту учиться. Приехав по распределению после окончания Кустанайского пединститута в Казань, я сразу же повела своих учеников в музей-пекарню, где Алексей Пешков работал булочником. К сожалению, они отнеслись к увиденному довольно равнодушно.

В институтские годы меня поразил рассказ Хемингуэя «Старик и море». Он тогда печатался в журнале «Огонек», и я с нетерпением ждала выхода очередного номера, чтобы узнать, чем же закончилась схватка старого рыбака сначала с рыбой, потом с акулами. Так случилось, что на экзамене по зарубежной литературе мне достался билет именно с вопросом о творчестве Хемингуэя, и когда преподаватель спросила: читала ли я рассказ «Старик и море», я с таким вдохновением стала его пересказывать, что она скоро прервала меня и по­ставила в зачетке «отл.».

Наверное, стоит оглянуться лет так на 60 назад и вспомнить, кто и как привел меня к чтению. Конечно, родители, а еще школьная учительница литературы Наталья Яковлевна Сушко. Бывшая дворянка, приехавшая из Харбина в далекий от цивилизации целинный зерносовхоз, она была влюблена в свой предмет и эту любовь старалась привить нам, старшеклассникам. От нее мы научились выразительно читать, заучивать стихи и главы из изучаемых произведений – многие из них я помню и сейчас. Например, могу наизусть продекламировать поэму Лермонтова «Мцыри». Особенно поразил меня не вошедший в ее канонический текст эпизод, когда юному монаху снится встреча с земляками-горцами: «Они промчались близ меня./И каждый, наклонясь с коня,/кидал презренья полный взгляд/на мой монашеский наряд…/ Последним ехал мой отец…/Он улыбался – но жесток/ в его улыбке был упрек!/И стал он звать меня с собой,/маня могучею рукой./Но я как будто бы прирос/к сырой земле: без дум, без слез,/без чувств, без воли я стоял/и ничего не отвечал…» Как жаль, что автор собственноручно вычеркнул из поэмы эти замечательные строки!

За всю долгую педагогическую практику лишь два моих ученика тоже полнос­тью выучили поэму и читали ее в классе всем на удивление. Оба потом поступили в КГУ на филфак. Я считаю, что именно школа должна приучать детей к чтению самой разнообразной литературы, чтобы у каждого на всю жизнь остались свои любимые, неповторимые книги. Об этом говорил и Достоевский: «Учитесь и читайте. Читайте книги серь­езные. Жизнь сделает остальное».

Наталья ТОРМОЗОВА