Общеизвестно: были времена, когда бумажной книги не существовало, бумагу заменяли глиняные таблички, папирусные свитки, береста… После изобретения бумаги книга долго оставалась рукописной, являясь предметом роскоши, а с появлением книгопечатного станка Иоганна Гутенберга можно было думать, что информация нашла вечный формат хранения, доступный каждому через магазин или библиотеку.
Человечество любит и ценит книгу. Но прав был сказавший: «Ничто не вечно под луной». Мы, рожденные в эпоху Гутенберга, перешагнув миллениум, в дорогу предпочитаем взять уже не книгу, а электронную библиотеку, легко умещающуюся в карман. А наши внуки в большинстве и вовсе не разделяют трепета старших поколений перед шорохом страниц, запахом книги. Ее обаяние хорошо понятно тем, кому она была самой большой радостью, кто состоялся благодаря книге, рос без телевизора и, разумеется, без компьютера, читая каждую свободную минуту.
Вот так мы хотели читать
Население страны не полностью компьютеризировалось, но некоторые стали замечать, не с гордостью, а с неудовольствием, что книги занимают много места в квартире, и рассуждать, как от них избавиться. Продать невозможно: времена книжного дефицита миновали. Выбросить и жалко, и кощунственно. Разве что подарить, отыскав учреждения, которые в дар книги еще примут.
Однако книга – не предмет, который можно ценить или не очень. Главное-то в ней – содержание, продукт интеллекта и (или) души писателя. Он хочет одарить ею сограждан, на нашей памяти в советские времена сметавших подчистую с магазинных полок все более-менее читабельное.
Имея в виду книжный дефицит, это нельзя назвать читательско-писательским раем, но гармонией предложения и спроса – вполне. Читательская жажда была ненасытной. Когда ожидалось поступление новых книг, очередь в книжный выстраивалась до его открытия…
Книгораспределительная система действовала по всей огромной стране, поэтому за книгами ездили в деревушки, где покупателей было меньше. Книги везли из-за границы, ради них собирали металлолом, макулатуру. Денег на книги не жалели. Даже если это были последние деньги перед получкой, отдать их за хорошую книгу было большой и несомненной удачей.
Сегодня картина иная. И дело не столько в том, что компьютеры заменили для многих книгу, а в том, что нынче читают и кто пишет.
Танцуют все. Под чью дудку?
Есть мнение, что Интернет спас начинающих писателей. Блогерство – это способ самовыразиться не только для графоманов, но и для тех, кому есть что сказать хорошим русским языком. Особенно если человек умеет работать в жанрах эссе, рассказа, новеллы. Или пишет стихи. В океане графомании талантливый голос рано или поздно будет услышан и читателями обеспечен. Крупный жанр читать с монитора не станут – тут уж надо подать свои творения, как в старые добрые времена, через издательство.
Но то, что должен сделать писатель без имени, чтобы обрести благосклонность издателей, не вяжется с природой писательского дара, который редко ходит в обнимку с пробивными способностями. Как подвигнуть издателя хотя бы прочесть роман, если нет протекции, а планы современных издательств построены на издании классики и раскрученных авторов? Как конкурировать с таким явлением, как Марина Серова?
В ее биографии сказано: «Выпускница юрфака МГУ. Работала в Генеральной прокуратуре. Сотрудница одной из спецслужб, участник боевых операций». Написала она 455 книг по 200 и более страниц! В 1998 году тираж разного рода повестей ( «Главный принцип гадания», «Веселый кошмар», «Вперед и с песней» и другие) превысил миллион экземпляров, через год составил 4 млн, спустя десять лет – 10 млн, ныне, заявляет издательство «Эксмо», тираж превышает 11,5 млн экземпляров. Но Серова – писатель-фикция. Это торговая марка, под которой работает коллектив литературных негров под руководством литагента Сергея Потапова.
- Возмущенный читатель – издателю:
– Писатель-фикция? Это нечестно. Я хочу, чтобы автор был автором!
– И чтобы колбаса была из мяса, да? И чтобы Коркунов сам лепил конфетки и в фантики заворачивал?
Впрочем, Донцова, Маринина, Акунин и еще с десяток авторов с ней соперничать могут. Это «проверенные» рынком писатели, многие из них работают с производительностью нефтяной трубы. Заинтересуется ли издатель автором без имени, когда можно не рисковать, публикуя раскрученных?
Вношу ноту оптимизма. Правило издателей: кормить читателя одними и теми же фамилиями нельзя. Вот что говорит глава крупного издательства – неважно кто, они все сейчас мыслят одинаково: «Если вы не графоман и текст понравится прочитавшему его редактору, вас обязательно пригласят на разговор. Но сразу огорчу – вас кинут. Тираж будет больше, чем указано на обложке. Разницу не увидите. Но заплатить заплатят».
Сколько? С общей прибыли от тиража 5-10 процентов. В деньгах это 3-5 рублей с проданного экземпляра – такова средняя температура по больнице. Расчеты ведутся от отпускной цены издательства, а не от той, по которой книга продается. В итоге за книгу начинающий автор получит 17-25 тысяч рублей. На это не прожить то время, пока пишется следующая. Даже Донцова пишет «лишь» 1–2 романа в год…
Чтобы сделать из нового имени бренд, приучить к нему читателя, попросят писать продолжение. Если вы типичный автор одной книги, с вами не заключат договор. Автор хочет издать одну книгу, но со значимой информацией? Кто полагает, будто у такой книги есть будущее, никогда не пытался написать и издать книгу в современных условиях, говорят писатели. И дело тут не в финансовом кризисе, из-за чего издательства, лишенные оборотного капитала, не рискуют издавать
Чтобы прокормиться, на первое время надо найти такую работу, на которой можно строчить роман за романом, выдавать продукт беспрерывно, как нефтекачалка или Дарья Донцова… Но книги, которые читать стоит, не пишутся с такой скоростью – это убеждение читателей с воспитанным художественным вкусом. А медленно создавать шедевры имеют возможность знаменитые, гонорар которых несравним с гонораром начинающих. Но они стали знамениты раньше, чем рынок начал командовать парадом. То есть нашей национальной литературой.
При существующих раскладах на книжном рынке чем дальше, тем больше написание книг будет уделом карьеристов, которым все равно о чем писать, маргиналов и кучки «раскрученных» авторов, зачастую с литнеграми в штате. Очевидно, что писательство ради заработка при издании на бумаге для большинства авторов дело недоступное. Так считают эксперты книжного рынка. «Рынку не нужны еще сто саратовских детективщиков, сто тамбовских или казанских… Ну реально не нужны. Единственный шанс – объединяться под общим брендом. Так реализуются сериалы с нереальным количеством серий. И мы просто перенесли киношный формат в литературу», – говорит директор уже другого издательства.
Что читаешь, народ?
Мы подошли к самому удручающему аспекту – современному читательскому спросу. Тема обширна – впору писать монографию… Читатель – он, конечно, разный. А говорим мы о массовом. Что это такое, доходчиво написано в Википедии. Скорбная статья. Зайдем в тему с другого хода.
Признанный классик американской литературы Гор Видал формулирует: «Интеллектуальная жизнь утратила престиж. Если меня еще уважают в Америке, то лишь потому, что я публично не говорю о литературе». Вот тут собака и зарыта. Причем, судя по высказыванию, у нас та же собака, что и в США. И хотя там издательств, специализирующихся на особом виде познавательной деятельности (имею в виду поэзию), в 50 раз больше, чем в России, теперь понятно, почему Задорнов смеется над тупостью американцев?
Высокое искусство в обществах, сориентированных на власть денег, всегда обращено к небольшой части населения. Приобщаться к нему – это «мыслить и страдать». Криминальное чтиво, дамские романы, экспериментальная литература избавляют читателя от этого. В конце 80-х серьезные книги, журналы выходили миллионными тиражами. Трехтомник Пушкина разлетелся тиражом в 21 млн экземпляров, а через 10 лет тираж в три тысячи прекрасно изданного тома Пушкина не продался за год. Толстые журналы без дотаций уже бы закрылись. Почему так произошло? Тема переворота в читательском сознании за удивительно короткий срок оренбургскую поэтессу Надежду Кондакову вдохновила на стихи: «Мне стали противны читатели наши, глотатели хлёбова, тюри и каши». Она вспоминает о временах, когда «не было больше в России явлений, чем в русской словесности», когда тайно читали запрещенные произведения…
И все для того,
чтобы – тюря и каша?
И фэнтези морок?
И триллеров жуть?
И что нам теперь
без словесности нашей
осталось от родины?
Разве – чуть-чуть…
Лучше не скажешь. Но мы в массе своей не знаем, что пишут в соседних областях невостребованные центральными издательствами поэты и писатели. Нет книгораспространительной системы, которая охватывала бы страну. Уже не нужна?
«Других писателей у меня нет»
Первоисточник этой фразы – диалог Сталина с партийным функционером Д.И.Поликарповым, который курировал деятельность Союза советских писателей. Он пожаловался на безобразия, которые творят некоторые писатели (пьянство, «аморальный образ жизни»). Сталин ответил: «Других писателей у меня для товарища Поликарпова нет, а другого Поликарпова мы писателям найдем». На следующий день тот очутился в пединституте на должности зама по хозчасти… И позже советская власть ценила идеологический потенциал писательского труда.
- Гонорары 20 отечественных авторов достигают миллиона рублей за книгу. Есть 2-4 писателя, чьи гонорары исчисляются сотнями тысяч долларов или евро. 95 процентов писателей получают за книгу от 50 до 100 тысяч рублей. Начинающий автор, если пробьется в издательство, получит гонорар 17-25 тысяч рублей
Тогда писатели жили неплохо: свои дома творчества, санатории, продуктовые распределители, бесплатные дачи в элитных поселках, медицинская помощь высокого качества, доступ к беспроцентным ссудам. Хотя, по западным меркам, заработки были скромными. Гонорары были высокими, но не менее высокими и налоги на них. Материальное положение писателя зависело от умения «попасть в обойму»: угодны ли его произведения власти, способен ли он идти на компромиссы с цензурой, пробивной ли у него характер. Но это отдельная тема. Тот же Булгаков при жизни не опубликовал ни «Мастера и Маргариту», ни «Собачье сердце»…
С 1992 года членство в Союзе писателей перестало быть основанием для начисления пенсии. Государство более не поощряет тех, кто решил посвятить себя писательству? Одно можно утверждать: писательский статус в России сейчас низок как никогда. Однако есть отдельные регионы, где национальную литературу стараются сохранить.
Татарстан тому пример
Как обстоят дела в Союзе писателей Татарстана, рассказал главный редактор «Казанского альманаха», директор Татарского ПЕН-центра Ахат Мушинский: «У нас условия для творчества и издания книг сохранились на национальной волне. Татарстанские власти понимали: если не поддержать писателей, татар-
ская литература погибнет, а погибнет литература – погибнет язык. Поэтому к вопросу отнеслись щепетильно и бережно».
Включить рукопись в план Таткнигоиздата, по его словам, члену Союза несложно: нужно только заявление. Если это такой автор, как Набира Гиматдинова, книги которой раскупаются быстро, проблем нет. «Но если человек еле пролез в Союз, придется ждать. В издательстве знают, кто есть кто. Иным нужен мощный „костыль“ в виде юбилея – это аргумент в пользу издания».
Рукопись молодого автора в издательстве с кондачка не примут: «Лучше прийти с рекомендательным письмом от авторитетной персоны. В свое время, когда я работал литконсультантом, мы обсуждали рукописи, рекомендовали их издательству. Теперь в русской секции этого нет, хотя первоочередной должна быть работа с авторами. Помимо молодых, только в Казани есть человек пять „готовых“ писателей, которые почему-то не состоят в Союзе. Как член приемной коллегии Союза писателей, хочу в ближайшее время привести это положение к сообразности».
В Татарстане выдающийся писатель может прожить на результат своего труда. Туфан Миннуллин, Сибгат Хаким, Аяз Гилязов, Рустем Кутуй, Мусагит Хабибуллин могли не заботиться о другой работе, кроме написания книг. А еще Ахат Мушинский уверен, что книга вечна: «Было время, говорили: театр погибнет, ибо появился кинематограф, но этого не случилось. Потом говорили, кинематографа не будет – появилось телевидение. Точно так же от возникновения электронных носителей информации книга не погибнет. Основа всего – литература, книга. Но читать в стране стали меньше. Совсем недавно мы были самой читающей страной, теперь
