Имя Валерия Исааковича Грайфера (на снимке) широко известно в Татарстане, особенно на юго-востоке. Здесь после окончания Московского нефтяного института в 1952 году он начинал свою профессиональную биографию и вырос в крупного руководителя. Отсюда был приглашен на ответственную работу в Миннефтепром СССР. В настоящее время возглавляет совет директоров “ЛУКойла”, является генеральным директором АО “Российская инновационная топливно-энергетическая компания” (РИТЭК), академиком Академии горных наук РФ. Завтра лауреат Ленинской премии, кавалер многих орденов и обладатель почетных званий В.И.Грейфер отметит свое 75-летие. В канун этой даты с ветераном нефтяной отрасли в Москве встретился и побеседовал корреспондент “Республики Татарстан”.

– Валерий Исаакович, ваша трудовая биография видится состоящей из трех больших этапов. Первый – работа в “Татнефти”, где вы прошли путь от молодого специалиста до главного инженера, второй – работа в союзном штабе отрасли и, наконец, третий – еще одно пришествие в Татарстан уже в качестве руководителя “РИТЭКа”.

– Да, все верно. Только вот эти этапы невозможно разделить. Это как бы три серии одного фильма. Конечно, двадцать лет работы в “Татнефти” – самый, пожалуй, значимый отрезок жизни. Но и затем, работая в министерстве, мне постоянно приходилось заниматься развитием добычи нефти в Татарии. Республике всегда отводилось высокое место в министерских приоритетах. И не только как крупному добывающему региону, но и как академии нефтяного дела. Мы очень часто проводили здесь совещания по анализу состояния разработки месторождений, потому что опыт Татарии в этом отношении уникален. Здесь впервые была реализована генеральная схема комплексного освоения Ромашкинского и других месторождений, и это имело бесценное значение для всей страны.

В частности, когда пришлось решать вопросы развития нефтедобычи Западной Сибири, опыт “Татнефти” оказался как нельзя кстати. И за эту помощь мы очень благодарны татарским нефтяникам. “Татнефть” очень много сделала для развития социальной сферы этих территорий и, само собой, – для развития производства.

Ну а в новейшей истории “РИТЭК” работает в Татарстане уже более 10 лет, занимаясь как собственно добычей, так и развитием производства, поиском и разведкой. Сегодня у нас в Татарстане четыре лицензионных участка, на которых ведутся поисково-разведочные работы с применением современных методов. В том числе биологических.

– Можно об этом чуть подробнее? Биологические методы поиска полезных ископаемых – это звучит необычно, на грани колдовства.

– Нет, никакой мистики. Просто нефтяные месторождения на самом деле “дышат”. Современные приборы позволяют улавливать это “дыхание”. Наличие углеводородных соединений над поверхностью земли позволяет нам судить о присутствии месторождения.

– И что же, так можно отыскать новые месторождения?

– “РИТЭК” их уже находит. Развитие добычи в Прикамской зоне – сейчас передний край нашей работы в Татарстане. Нам удалось обнаружить немалые запасы нефти и под парком, и под рекой, и под самим городом Набережные Челны. Теперь планируем бурение горизонтальных скважин в эти залежи. Надеемся уже в 2005 году получить нефть из этих заповедных и ранее недоступных мест.

– У нефтепроводчиков есть технология наклонно-направленного бурения, применяемая для преодоления препятствий. Технология горизонтального бурения похожа на нее?

– Похожа. Примерно так же, как работа столяра похожа на работу плотника. Представьте себе, мы работаем на глубине трех километров с навигационным оборудованием, которое сравнимо с аппаратурой навигации в космосе. Горизонтальный участок бурения может достигать в длину километра, и, заметьте, работаем при этом в пласте толщиной всего пять-шесть метров.

– Как же можно попасть с поверхности в такое “игольное ушко”?

– Вот об этом и речь, когда я сравниваю работу плотника и столяра. У нас очень тонкие операции. Не только потому, что управляем движением бура на глубине трех километров. Сама траектория его движения может быть и горизонтальной, и наклонной, и, если хотите, синусоидной. Ведь часто имеем дело с месторождениями, где нефть располагается в двух пластах. Так вот, горизонтальная скважина имеет возможность захватить оба пласта. То есть для правильного понимания надо называть ее не горизонтальной, а управляемой. Такая скважина направляется человеком точно туда, куда надо.

– Валерий Исаакович, следующий вопрос скорее мировоззренческий. Одни экономисты считают, что нефть – это Божий дар, который спасает Россию в тяжелые времена. Другие, наоборот, полагают, что нефть – это наркотик, который порождает эйфорию, но работать отучает. Что же являет собой нефть, на ваш взгляд?

– Я считаю, что нефть – это Божий дар, которым мы плохо распоряжаемся. Мировое экономическое пространство объективно требует развития экспорта российских сырьевых ресурсов. Вопрос в том, чтобы эффективно пользоваться теми преимуществами, которые дают природа и время. Приведу пример. Выход нефтяного Татарстана на передовые позиции в послевоенные годы сыграл решающую роль в развитии целых отраслей промышленности. И авиация, и перевод железнодорожной тяги с угля на дизельное топливо, и получение мазута для судовых двигателей – все это дало мощный импульс к развитию экономики страны. Послевоенное восстановление нашего народного хозяйства, по сути дела, базировалось на татарстанской нефти. Эта нефть – не просто Божий дар, а дважды Божий дар. Такие гигантские месторождения в центральной части страны, при наличии развитой инфраструктуры, с близостью к объектам переработки – просто не имели аналогов в мире.

Но возникает вопрос: а в полной ли мере были использованы предоставленные возможности впоследствии? Здесь я вынужден сказать – нет. Потому, что основой экономического благополучия любого развитого государства является машиностроение, а вот для его развития мы использовали наши экспортные возможности далеко не в полной мере. Отечественное машиностроение заметно отстает от мирового уровня. И вместо того, чтобы его развивать, из нефтяных денег создаются гигантские резервные фонды, Россия “маринует” деньги в чужих банках. Худшее применение нефтяных доходов трудно придумать, да!

К сожалению, государственной политики в области нефти у нас просто нет. Правительство руководствуется конъюнктурой. Сегодня цена такая, значит, условия – такие. Завтра цена изменилась – появились новые условия. В Соединенных Штатах Америки я держал в руках закон о нефти. Два объемных фолианта. А в них до мельчайших деталей расписано все существование нефтяного предприятия. Довелось мне побывать и на одном из норвежских месторождений в Северном море. Было это как раз в ту пору, когда резко упали цены на нефть, до 8 – 10 долларов за баррель. А промысел в Северном море – это грандиозное сооружение, очень дорогое в строительстве и очень затратное в эксплуатации. Мы спрашивали норвежцев: “У вас же огромная себестоимость, как вы выживаете при падении цен?” А они говорят: “Мы об этом и не думаем. У нас есть закон, который регулирует налоги в зависимости от мировых цен. Если цены падают, то и налоги снижаются таким образом, чтобы мы имели примерно тот же уровень рентабельности”.

Иначе говоря, в этих странах государство настолько заинтересовано в развитии нефтяного комплекса, что в своем законодательстве описывает все возможные ситуации, и этот закон безукоризненно исполняется. У нас, к сожалению, и близко такого нет.

– У нас есть нефтяные гиганты вроде “ЛУКойла” или “Татнефти” и есть малые компании, которые в случае успеха растут, а в случае неудачи исчезают. Насколько вообще перспективен малый бизнес в нефтяной отрасли?

– Очень перспективен. Скажу больше – он неизбежен. Хотя нынешнее развитие малого нефтяного бизнеса у нас идет не благодаря, а вопреки сложившимся условиям. Но если мы обратимся к мировому опыту, то увидим, что, например, в США в нефтяном бизнесе действуют тысячи малых предприятий. В свое время наше телевидение транслировало телесериал, страсти в котором кипели вокруг того, что у главной героини украли нефтяную скважину. И весь сюжет построен на попытках эту скважину вернуть. Не берусь судить о художественных достоинствах фильма. Но вот в его фактологической основе заложена большая правда. Среди многочисленных контракторов, действующих на месторождениях, есть такие, которые владеют одной, двумя или несколькими скважинами. Множество таких малых предприятий как раз и создает так называемый средний класс достаточно обеспеченного населения. Это и составляет основное содержание современного развития экономики. У нас, к сожалению, это дело пока недооценивается.

А вот опыт Татарстана в этом вопросе имеет огромное значение. Президент республики М.Шаймиев провел линию на создание малых предприятий в нефтяном бизнесе. И сегодня они существенно пополняют бюджетную копилку. Если говорить о России в целом, то малые предприятия выходили на суммарную добычу более 30 миллионов тонн в год. То есть давали около 10 процентов общей добычи. Сейчас эта доля снижается из-за неблагоприятного экономического климата. А ведь у этих предприятий есть огромное преимущество перед крупными компаниями: они более динамичны, более восприимчивы к инновационным предложениям. Для того чтобы выжить, они вынуждены хватать все новое, что позволяет им снижать затраты и успешно конкурировать с большими компаниями. Малые компании – кладезь нового опыта, новой практики. По сути дела, они являются инициаторами технического развития всей отрасли. Нам на государственном уровне еще только предстоит дойти до понимания этой истины. Я могу достаточно уверенно рассуждать на эту тему потому, что и “РИТЭК” начинался как малое предприятие.

– А как вообще появилась идея его создания? В чем был смысл?

– Группа энтузиастов, к числу которых относится и ваш покорный слуга, в 1992 году пришла к выводу, что многие проблемы нефтяной отрасли связаны не с финансовым кризисом, а с кризисом инновационным. Пришло понимание того факта, что применение стародавних технологий при любых капитальных вложениях не даст эффекта. Отстали мы от мира по очень многим параметрам.

– Почему так произошло? Может быть, потому, что нефть лежала на поверхности и можно было черпать ее, не сильно напрягая мозги?

– Нет, не поэтому. Просто плановая экономика решала проблемы развития очень просто. Если в госбюджете предусмотрели ввод нескольких месторождений, то ты их и вводил. А если не предусмотрели, то все и лежало, ждало своего часа. Вы, возможно, помните, что появление всего нового тогда непременно называли “внедрением”. Слово это само по себе предполагает некое сопротивление. И вот это сопротивление встречало любое новое техническое решение. В результате многие из них годами пылились на полке. Главная беда была в том, что сама плановая экономика работала против научно-технического прогресса.

На моей памяти то время, когда нефть стоила 10 рублей за тонну, потом – 25. В десять раз дешевле газировки! Хотя уровень приведенных затрат был многократно выше. А если судить по цене продуктов переработки, то эффект от нефти вообще выглядел как 1 к 100. И вот когда начинали считать экономический эффект от внедрения новых технологий, например от применения химических реагентов для повышения нефтеотдачи, то получалось, что эти мероприятия никогда не окупятся.

– Из-за того, что цена нефти была искусственно занижена?

– Конечно. Все это понимали, но формулы расчета экономической эффективности оставались прежними. В бытность мою руководителем Главного планово-экономического управления Миннефтепрома нам удалось “пробить” в правительстве принципиально важный показатель – так называемый “критерий народнохозяйственной эффективности”. Нам разрешили установить его в размере 60 рублей за тонну нефти. Разумеется, такая цена применялась только при расчетах экономической эффективности и целесообразности ввода новых месторождений, реализации новых технологических проектов. Только тогда что-то немного сдвинулось с места и удалось продвинуть некоторые новые проекты. В целом же перевернутая экономика мешала прогрессу. И если говорить о стимулах, то ими тогда были только такие абстракции, как патриотизм, долг гражданина, партийная совесть. Иных стимулов не было.

– А сейчас какие стимулы работают?

– Теперь живем за счет инноваций. Другого выхода просто нет. Когда создавалась компания “РИТЭК”, у нас было 17 миллионов рублей, которые дали учредители, и – все. Рассчитывать можно было только на себя. Мы выбрали такое направление работы, как реанимация простаивающих скважин. Их у нефтяников и сейчас еще довольно много. Имея новые технологии, мы предложили ряду нефтедобывающих предприятий, в том числе и “Татнефти”, схему сотрудничества, выгодную во всех отношениях. Простаивающая скважина дает одни убытки – надо платить амортизацию, налоги, как-то ее содержать. Все это “РИТЭК” брал на себя. Скважину восстанавливали и с использованием новых технологий повышали ее продуктивность. До остановки она давала 10 тонн в сутки, после восстановления стала давать 20 тонн. Согласно схеме первые десять тонн мы отдаем владельцу, а оставшиеся десять – составляют экономическую основу нашего развития. По такой схеме мы работали и в Татарстане, и в Сибири.

За последние годы нефтяные компании вышли из кризиса и теперь уже могут решать проблемы роста добычи без помощи таких инновационных компаний, как “РИТЭК”. Но за это время и мы подросли. Участвовали в тендерах и получили свои месторождения. У нас сегодня 30 лицензий на разработку нефтеносных участков. В следующем году планируем перейти рубеж добычи в 4 миллиона тонн. То есть уже стали средней добывающей компанией. Но инновационной составляющей своей работы не потеряли. Сегодня интеллектуальная собственность компании в виде изобретений, патентов, ноу-хау составляет 155 миллионов долларов.

– Стоимость интеллекта – вещь трудно представимая…

– На самом деле все просто. В России существует специальная организация, которая производит оценку интеллектуальной собственности. Мы представляем туда свои материалы, расчеты экономической эффективности от внедрения той или иной технологии, и этот комитет дает нам сертификат, подтверждающий стоимость нашего ноу-хау.

– И в случае его продажи на эту оценку можно опираться?

– Совершенно верно. Когда к нам приходят и говорят, что заинтересованы в наших технологиях, мы отвечаем просто: покупайте.

– Для “старых” добывающих регионов, в частности, для Татарстана принципиально важен вопрос повышения нефтеотдачи. Оставлять в недрах половину имеющейся там нефти как-то обидно. Ваши технологические новации способны помочь в решении этого вопроса?

– Во-первых, неизвлекаемыми пока остаются не 50, а все 70 процентов залежей. И, разумеется, повышение нефтеотдачи – одно из главных направлений и нефтяной науки, и инновационных предприятий. Например, есть у нас технология закачки РИТИНа. Мы сами изготавливаем этот полимер. Проводим его облучение в ядерном поле, в результате он приобретает замечательные свойства. Вот представьте себе: есть нижний нефтеносный пласт, куда мы закачиваем воду для вытеснения нефти на поверхность. И есть верхний пласт, куда вода в силу закона всемирного тяготения не попадает. Не удается ее закачать и в силу геологических причин, проницаемость грунта не позволяет. В итоге нефть в нем оказывается как бы законсервированной и неизвлекаемой. Закачав РИТИН, мы создаем барьер, который вынуждает воду перемещаться в верхний пласт и вытеснять из него нефть на поверхность земли. Этот метод сейчас широко применяем в Татарстане. “Татнефть” передала нам в эксплуатацию третий блок Павловской площади. Наш промысел добывает там 170 тысяч тонн нефти. А когда мы принимали это участок, добыча на нем составляла только 50 тысяч тонн. Именно за счет новых методов удалось поднять добычу более чем в три раза.

– Все это очень интересно, но давайте закончим с чисто “нефтяными” вопросами. Много говорят о вашей благотворительной деятельности. Ковалевский православный детский дом, помощь ученым, художникам – зачем вам это?

– Трудный вопрос. Как отвечать на него, не знаю… Наверное, я так устроен, так воспитан. Считаю, что, видя сегодняшние проблемы в культуре, в образовании, любой человек в меру своих возможностей должен принять участие в их решении. Вот я вам покажу фотографию наших крестниц. У “РИТЭКа” в Тюмени есть пять дочек. У девочек погибли родители. И “РИТЭК” их удочерил. Для их общего дома мы купили и соединили две квартиры, наняли гувернанток, платим пенсии… Вот постоянно приходится слышать, что рождаемость в стране падает, численность населения сокращается. А тут – пять будущих матерей оказались за бортом жизни. Мы их защитили. Одну в этом году уже замуж выдали. Лариса вчера звонила, рассказывала, как складывается ее новая, взрослая жизнь.

Или взять нефтяное образование. В нем же масса проблем! Их решение – задача государственной важности.

– Если можно, расскажите подробнее о вашей работе в качестве профессора Российского государственного университета нефти и газа имени Губкина.

– В контексте нашего разговора уместнее говорить не о работе профессора, хотя я иногда и читаю лекции студентам. Более важной мне представляется работа попечительского совета этого вуза. Мы пригласили в этот совет представителей всех нефтяных компаний. Создан попечительский фонд, который на 30 – 40 процентов покрывает потребности института в финансировании. Теперь находятся деньги и на капитальный ремонт, и на развитие материальной базы, и на повышение крайне низких ставок преподавателей. Это очень важный момент – сохранение главной кузницы нефтяных кадров страны. Кроме того, “РИТЭК” ежегодно присуждает десять грантов по 1000 долларов за научно-исследовательские разработки. Ежегодно в Рождество мы проводим торжественную церемонию их вручения. Важно еще и то, что нашему примеру последовали другие компании, в том числе зарубежные. В частности, широко известный в мировом нефтяном бизнесе Джозеф Станислав, президент американской консалтинговой фирмы – Кембриджской энергетической компании, также ежегодно вручает свои гранты особо отличившимся студентам, аспирантам и преподавателям Губкинского университета.

Кстати, сотрудничество с его учеными приносит результаты. В прошлом году мы совместно с Губкинским университетом получили государственную премию за разработку технологии специальных гидроразрывов. Вместе разрабатываем химические реагенты. Ученые постоянно заинтересованы в результатах своих изысканий, в развитии тех методов, которые мы вместе внедряем в практику. У нас существует система бонусов, благодаря которой эти люди с каждой тонны нефти, добытой благодаря их исследованиям, получают определенный доход. Таким образом, “РИТЭКу” удалось радикальным образом изменить сам характер отношений производства и науки.

– Вот мы и опять “съехали” на разговор о работе… Чем же вы занимаетесь в свободное время?

– Когда оно выпадает, играю с друзьями в преферанс. Или в бильярд. Или в пинг-понг. Вообще, предпочитаю активный образ жизни. Супруга у меня очень любит цветы, разводит их на даче. И каждое воскресенье она водит меня по участку и напоминает, как какой цветок называется, потому что за неделю я успеваю все это забыть.

– Как вы познакомились с будущей женой?

– Это очень интересно вспомнить. В момент нашего знакомства я уже занимал очень “высокое” общественное положение. Должность моя называлась “мастер бригады по добыче нефти”. А персональной машиной был ГАЗ-51. Я не мог позволить себе уронить авторитет и поэтому всегда садился в кабину. А она тряслась в кузове. Потому что была участковым геологом. Вот так, “используя служебное положение”, я и нашел себе жену, с которой в этом году мы отметим пятидесятилетие свадьбы. Тамара Ивановна окончила Ленинградский горный институт, геолог по образованию.

– Чем заняты ваши дети?

– Старшая дочь Лена работает со мной в “РИТЭКе”, она финансист. Младшая, Наташа, работает в “ЛУКойле”. В общем, обе пошли по стопам отца.

– Есть какое-то мудрое изречение, наиболее близкое вам?

– Есть. Из Шекспира: “Раздумья делают нас трусами”.

– Однако порой и подумать не вредно…

– Конечно, думать надо всегда. Но не надо раздумья превращать во времяпровождение. Человек, постоянно находящийся в сомнениях, редко реализует свои замыслы. Без конца взвешивая возможные плюсы и минусы, он просто теряет время, необходимое для практической деятельности. Конечно, бессмысленно спорить и с народной мудростью “Семь раз отмерь – один раз отрежь”. Но правда жизни расположена где-то между этими крайностями.

– Каким образом вы эту правду находили?

– Если бы я долго раздумывал, то никогда бы не ввязался в столь тяжелое в России дело, как новые нефтяные технологии. Долгое время мы были какие-то “побочные”, “внебрачные” и неправомочные. Пережили пять судебных процессов с налоговой инспекцией. Однако выжили в суровой борьбе!

– И последний вопрос, Валерий Исаакович. Приближается ваш юбилей, с которым мы вас сердечно поздравляем. 75 лет – возраст солидный. Откуда берутся силы и на работу, и на благотворительность, и на семейные хлопоты?

– Во-первых, спасибо моим родителям – природный потенциал от них, конечно. А кроме того, верно ведь говорят: “Активная жизнь саму жизнь и продлевает”.