Последние события на Ближнем Востоке и массовый наплыв беженцев в Европу изменили само понятие «мигрант». Теперь он воспринимается как социальный изгой, потенциальный преступник, а то и вовсе террорист. А ведь еще недавно о людях, по тем или иным причинам покинувших родину, мы говорили иначе. Для многих мигрантов, связавших судьбу с нашей страной, она стала поистине землей обетованной. Здесь они создавали семьи, учились, трудились. С несколькими такими семьями я был знаком.

В одной из командировок в Марий Эл мое внимание привлек мужчина средних лет, похожий на индийца. Поскольку иностранцы в вагонах на этом маршруте встречаются редко, я нашел повод с ним заговорить. И не пожалел. Попутчик, как я и предполагал, оказался выходцем из Южной Азии, только не индийцем, а пакистанцем. Он возвращался с научной конференции, проходившей в Казанском медицинском университете. Его удовлетворительный русский значительно облегчил наше общение.

История пенджабца Махмуда Асифа напоминает детектив. Юношу, окончившего колледж и бредившего профессией врача, родители отправили учиться в Советский Союз. Дорога была небезопасной: ограниченный контингент советских войск воевал в приграничном Афганистане, в аэропортах действовал строжайший паспортный режим. В дорогу Махмуда собирали как человека, отправлявшегося на секретное задание: в обстановке строжайшей конспирации выправили ему необходимые документы, а чтобы не вызвать подозрений у пограничников, отправили сначала под видом туриста в Шри-Ланку. Там он обратился в советское посольство, где познакомился с земляком Хабибом, тоже искавшим возможность учиться за рубежом, и вместе они вылетели в Москву.

Сначала их отправили на годичные курсы русского языка в… Тбилиси. Языковые проблемы начались уже в поезде. Утром стали выдавливать из тюбика крем для бритья – оказалось, что это зубная паста. Настоящие же мучения ждали их в вагоне-ресторане. Официант никак не мог взять в толк, почему иностранцы брезгают фирменной свиной солянкой? Первый день они вообще голодали, пока не нашли англоговорящего попутчика, который втолковал повару, что мусульмане и свинина несовместимы. На обратном пути подобных проблем уже не возникало – оба сносно изъяснялись на русском и грузинском.

Неординарная судьба пакистанца напомнила мне не менее романтичную историю его коллеги, уроженца Камеруна Антуана Темгуа, участкового врача одной из казанских поликлиник. Он тоже с детства мечтал о профессии эскулапа, только после окончания престижного колледжа получать высшее медицинское образование полетел не в СССР, а в Канаду

В Волгограде во время учебы в медицинском институте друзья познакомились с двумя подружками. Сходили с ними в кино, пригласили их в общежитие в гости, угостили курицей по-пенджабски под жгучим соусом. То ли соус так подействовал, то ли необычная внешность Махмуда, только одна из девушек, Елена, учившаяся здесь на художника-модельера, с первого взгляда влюбилась в импозантного пакистанца.

Вскоре по распределению она уехала в Тверь, но с Махмудом встречалась регулярно – советский «Аэрофлот» с его смехотворными тарифами этому благоприятствовал. Билет стоил всего-то 23 рубля! За год Лена слетала в Волгоград 15 раз, установив своеобразный всесоюзный рекорд персональных пассажирских перелетов. Махмуд не летал – без визы светиться в аэропортах ему было рискованно. В общем летала, летала и «залетела»… Рожала дома в Йошкар-Оле. Сына назвала Русланом. О своем отцовстве пакистанец узнал в Москве, когда учился в ординатуре НИИ кожвенерологии. Недолго раздумывая оставил учебу и помчался к своей новой семье.

– Не жалеешь, Махмуд? Ведь тебе светила блестящая научная карьера.

– Нет! В больнице меня уважают и ценят как специалиста. Конечно, у себя на родине с таким научным багажом я мог бы добиться большего. Особенно, если бы открыл собственную клинику. Но я боялся: как родители отнесутся к жене-иноверке? У нас принято, что мать с отцом сами подыскивают сыну невесту. Я не надеялся, что они согласятся на наш брак. Поэтому не сообщил о женитьбе и рождении внука.

Вообще, мое семейное положение долго оставалось для них секретом, я оттягивал объяснение с ними, даже адреса моего они не знали. Попросил Хабиба, который возвращался на родину, чтобы он рассказал им обо всем – у самого духу не хватило. По натуре я человек нерешительный, рискованная эмиграция в СССР, пожалуй, единственная моя авантюра в жизни. Решил пока осесть в России. Думал, что на время, а оказалось – навсегда.

Махмуд: вообще, мое семейное положение долго оставалось для них секретом, я оттягивал объяснение с ними, даже адреса моего они не знали

Что касается его профессиональной карьеры – в материальном плане он действительно прогадал. Хабиб за это время купил четыре дома, в одном из них открыл свой лечебный кабинет, имеет машину, банковские счета в рупиях и долларах. С зарплатой заведующего отделением городской больницы Махмуд ни на машину, ни на квартиру не накопил – жила семья в двухкомнатной квартире, которую им оставили родители Лены.

– Зато здесь экс-премьеров не взрывают, – грустно пошутил собеседник.

Он знал, о чем говорит. Когда впервые за 20 лет он оказался в родном Равалпинди, из аэропорта таксист провез его мимо парка, где буквально за несколько часов до этого была убита видный политик Пакистана Беназир Бхутто. В тот момент он испытал острый приступ ностальгии. Нет, не по родине, а по спокойной Йошкар-Оле. У него на то были все основания. У них с женой есть любимая работа (Елена – модельер-конструктор, обучает детишек в швейном ПТУ), домик в пригороде на шести сотках, вокруг щедрый на грибы лес. Махмуд уже вполне прилично в них разбирается, хотя поначалу грибные вылазки были для жены сущим мучением: через шаг муж дергал ее вопросами: «Съедобный или несъедобный?» Он успел многое здесь полюбить: пельмени с курятиной, жаркое по-крестьянски, пироги, заменившие ему привычные острые блюда национальной кухни. Хотя на свинину и спиртное в доме строжайшее табу.

Когда я навестил их в следующий приезд, в квартире с окнами на сосновый бор царил четырехлетний Ромка – все крутилось вокруг него. Шустрый, как ртуть, щекастый, черноглазый, он помог матери накрыть стол для чая, не уронив при этом ни одной чашки и не сплеснув на скатерть из полной вазочки ни капли красносмородинового желе. С ним единственным в семье отец разговаривает на урду – национальном языке Исламской Республики Пакистан. Десятиклассник Руслан урду «не сечет». Елена объяснила это тем, что в младенчестве он общался с отцом гораздо меньше, чем младший брат. Глядя на Лену, смуглую, с аспидного цвета волосами, подумалось: напрасно муж столько лет скрывал ее от родителей – на его родине она вполне сошла бы за мусульманку. Да и Руслан с Романом – копии отца! Как выяснилось во время поездки на родину, Руслан оказался старшим, а Рома – младшим среди одиннадцати внучат, которыми за время столь долгого отсутствия Махмуда порадовали родителей двое его братьев и сестра. К слову, все как на подбор мальчишки!

Неординарная судьба пакистанца напомнила мне не менее романтичную историю его коллеги, уроженца Камеруна Антуана Темгуа, участкового врача одной из казанских поликлиник. Он тоже с детства мечтал о профессии эскулапа, только после окончания престижного колледжа получать высшее медицинское образование полетел не в СССР, а в Канаду. На медицинский факультет университета не поступил, и, чтобы не терять времени зря три года, проучился на биофаке. А медицину стал изучать уже в африканском Заире. На третьем году учеба прервалась – в стране запылала гражданская война. Очередную попытку стать доктором настырный камерунец предпринял во Франции. Но в парижском медуниверситете чернокожему парню с шестилетним студенческим стажем предложили начать… с первого курса!

Несолоно хлебавши Антуан вернулся домой. Неизвестно, как сложилась бы его дальнейшая судьба, не повстречай он земляка, недавно возвратившегося из СССР кандидатом экономических наук. И тот посоветовал поступить в медицинский институт в каком-нибудь из городов СССР.

С этого момента приключения камерунца в России стали один в один повторять махмудовскую эпопею. В Москву он тоже прилетел вдвоем с товарищем по несчастью, и их тоже послали в пединститут изучать русский язык, только не в Тбилиси, а в Липецк. Когда пришло время определяться с медицинским вузом, Антуан решил сменить привычный знойный климат на неведомые ему сибирские морозы и оказался в Иркутске. Во время одного из рейсов в Москву его внимание привлекла красивая девушка неизвестной ему «азиатской национальности» – желтолицая, узкоглазая, чернобровая. Попутчица назвалась Урсулой Дамба из Улан-Батора, училась в Казанском техникуме легкой промышленности на модельера-технолога. Обменялись адресами – так, на всякий случай.

А случай не заставил себя ждать. Возвратившись в Иркутск, Антуан стал донимать случайную попутчицу звонками. Телефонно-эпистолярный роман вскоре плавно трансформировался в «воздушно-транзитный» – опять же благодаря ценовой доступности «Аэрофлота», позволявшей студентам периодически летать друг к дружке на свидания. В общем, как и в случае пакистанца с марийкой, тоже «налетали» ребеночка. Окончив техникум, Урсула с трехлетним мулатом Франком перебралась к мужу.

Выбор дочери вверг ее родителей в шок, они даже пытались увезти ее в Монголию. Чернокожему зятю удалось обаять тещу с тестем, и те смирились. Молодая семья переехала в Барнаул, где Урсула поступила в мединститут на стоматологический факультет. Когда Антуан распределился в Казань, она перевелась в КГМУ.

Еще с одним, на этот раз заокеанским гостем, связавшим свою судьбу с иноверкой, я познакомился в сельском профтехучилище Нижнекамского района. Кубинец Эктор Лопес Алларкон, работавший здесь мастером производственного обучения, вот уже четверть века своего рода местная достопримечательность. Еще бы, настоящий кубинец, отец которого в одном отряде с Фиделем Кастро сражался против войск диктатора Батисты в горах Сьерра-Маэстра. Для него Фидель до сих пор герой номер один, а с книгой команданте «История меня оправдает» о судебном процессе над участниками штурма казарм Монкада, на котором молодой адвокат Кастро произнес пламенную обличительную речь, Эктор не расстается и на чужбине.

Эктор  исполнял на гитаре битловские хиты и напевал под собственный аккомпанемент грустные испанские песни. Так он зарабатывал на дорогу домой – авиабилеты стали не по карману, а ему так хочется снова слетать на свой остров!

Причина его появления в наших краях та же, что и в двух предыдущих случаях, – любовь с первого взгляда! Посланный в СССР учиться на летчика курсант военного училища случайно познакомился с красавицей Раей – ткачихой из подмосковного Егорьевска. Влюбившись, бросил училище и уехал на родину невесты. Правда, в отличие от пакистанца, жену свою он от родни не прятал и трижды летал с ней на Кубу. Мать, братья и сестры принимали ее с распростертыми объятиями, уговаривали молодых: берите участок земли, стройте дом – поможем, чем сможем! Он бы и рад остаться, да жене тропический климат категорически противопоказан: в жару у нее то насморк, то бронхит.

Так и разрывается Эктор между двумя странами: паспорт у него кубинский (гражданства он не менял), в России только вид на жительство. К моменту нашей встречи он уже изрядно обрусел: стал заядлым грибником, огородником и садоводом, привык к шашлыкам и щедрой русской выпивке – может одним глотком махнуть полстакана водки! Кроме Раисы у него еще одна страсть – зерноуборочный комбайн. Увидев его впервые посреди ржаного поля, не мог глаз оторвать! Любовь переросла в профессию: он стал лучшим комбайнером колхоза, да и ремонтник он хоть куда. Впрочем, у него много других достоинств, за которые его любят воспитанники – будущие механизаторы: Эктор виртуозно играет на гитаре, поет, увлекается спортом.

Последний раз я увидел его в вечернем райцентровском кафе. Постаревший, с сединой в кудрях, нерусской внешности мужчина, сидя у стойки бара, исполнял на гитаре битловские хиты и напевал под собственный аккомпанемент грустные испанские песни. Таким способом Эктор зарабатывал на дорогу домой – авиабилеты стали не по карману, а ему так хочется снова слетать на свой остров! Поется же в песне: «Воздух родины – он особенный, не надышишься им»…

Откуда в кубинце испанская грусть, понятно: его отец Хуан был испанцем. Мне же представляется, как, сидя у себя под пальмами, Эктор Лопес Алларкон теперь уже с российской грустью наигрывает на гитаре русские мелодии, так полюбившиеся ему за долгие годы его вполне счастливой эмиграции.