В конце августа нынешнего года по всему миру разлетелась весть: на 92-м году ушёл из жизни первый и последний президент СССР Михал Сергеевич Горбачёв.

По-разному оценивают ныне этого известного государственного, политического деятеля. Но более всего не перестают звучать обвинения его в развале СССР. Так ли это? Мне представляется, что такие оценки исходят из незнания многими сути проблемы.

Надо отдать должное Горбачёву: он одним из первых понял, что сохранить страну в том виде, в каком она была при вступлении его в должность генерального секретаря ЦК КПСС, невозможно. Она нуждается в перестройке.

«Перестройка» – ключевое слово политики Горбачёва, первая буква его политического алфавита. Однако сказав «А», он должен был произнести «Б», «В» и так далее, то есть перечислить всё, что следовало затем совершить. К сожалению, так называемая перестройка не содержала конкретной цели и никто не знал о её задачах. «У нас, – говорил Горбачёв, – нет готовых рецептов».

Не оказалось этих «рецептов» и в решениях пленума ЦК КПСС, опубликованных тогда в центральной и местной печати. В них ничего не говорилось о суверенитете респуб­лик и возможности демократического преобразования системы государственного управления и самой партии. Говорилось лишь о «наполнении» существующих форм «реальным содержанием». Каким реальным содержанием? В области хозяйственной жизни, о чём часто упоминалось, это ускорение социально-экономического процесса. В таком контексте была правильной идея хозрасчёта, и она начала осуществляться. Однако не нашла своего продолжения. Предложенный Эстонией экономический проект был отвергнут. Начавшийся реализовываться план хозрасчёта Татарстана также не нашёл своего продолжения.

Очевидно, прав был пуб­лицист Э.Араб-Оглы, когда писал, что «перестройка – это непрекращающийся экзамен для руководителей нашей партии и государства: она предъявляет возрастающие требования к их политической зрелости, проницательности и дальновидности».

Возникает вопрос: выдержала ли политическая элита этот экзамен? Сейчас можно сказать со всей очевидностью: она его провалила. Требования-то были предъявлены, однако в ЦК и его политбюро сидели консерваторы, не имеющие какого-либо представления о будущем страны. Большинству из них казалось, что СССР вечен.

Хотя были люди, в том чис­ле и находившиеся в верхних эшелонах власти, предчувствовавшие катастрофические для страны события. Работавший в аппарате ЦК КПСС начиная с 1972 года и до конца перестройки Анатолий Черняев утверждал, что «советский строй задолго до Горбачёва исчерпал свою историческую миссию и был обречён на исчезновение».

Однако многие в окружении Горбачёва не воспринимали этого и полагали, что страна должна жить в прежнем обличье.

Сам Михаил Горбачёв резко отличался от них. Он был уверен, что стране нужна незамедлительная перестройка. И активно внедрял это в сознание своего окружения, народа и представителей зарубежных стран. Делал это настолько убедительно, что Анатолий Черняев в своей записи 17 ноября 1983 года, рассказывая о его встрече с американцем Кристалом, характеризовал его так: «Горбачёв молодец, живой ум, он буквально атаковал американца силой убеждённости, знанием, аргументами, свободным владением материалом – в особенности по экономическим проб­лемам».

Это у засидевшихся в политбюро ЦК партии стариков вызывало недоумение и зависть. Примечательна в этом отношении характеристика, данная Анатолием Черняевым секретарю ЦК Борису Пономарёву, автору многократно изданного учебника по истории КПСС, никак не хотевшему признавать первенство Горбачёва. «Не может согласиться он, что кто-то умнее его… Завистлив, мелок, до мозга костей развращён чиновничьей трусостью и кап­ризом».

Из таких людей состояло на первых порах окружение Горбачёва. Разумеется, они не только не выдержали экзамена на нововведения, скорее, наоборот, всячески препятствовали реализации замыслов генерального секретаря.

«Перестройка» – ключевое слово политики Горбачёва, первая буква его политического алфавита. Однако сказав «А», он должен был произнести «Б», «В» и так далее, то есть перечислить всё, что следовало затем совершить. К сожалению, так называемая перестройка не содержала конкретной цели и никто не знал о её задачах

Очевидно, одним из слабых мест Горбачёва было его неадекватное восприятие процессов, происходивших в национальных республиках, во многих из которых росло недовольство существующей национальной политикой.

Сигналы эти всё более усиливались. Требовалась решительная ломка установившихся унитарных взаимоотношений союзного центра и рес­публик. В стране назревало недовольство существующей формой управления. В том числе ранжированием респуб­лик на союзные и автономные.

События в Казахстане, в Нагорном Карабахе, Тбилиси, Баку и Фергане, во многих случаях сопровождавшиеся применением вооружённой силы и кровопролитием, свидетельствовали о том, что возможности жёстко централизованного управления страной исчерпаны.

Однако Горбачёв тогда оказался неготовым должным образом оценить складывающуюся ситуацию в области государственного строительства и не смог прислушаться к сигналам, требующим перехода к подлинной федерации. Тем более со значительными элементами конфедерации.

Новые люди в окружении генсека, появившиеся после избрания его президентом СССР, такие как секретарь ЦК КПСС А.Н.Яковлев, председатель Верховного Совета СССР А.И.Лукьянов, хотя и были готовы на некоторые передвижки, но заставили его сделать в национальном вопросе «шаг вперёд, два шага назад». Так, по инициативе Горбачёва в Конституцию страны было введено положение, что автономные республики являются учредителями Союза ССР. Однако он, возможно, сам инициировал, а может быть, просто присоединился к мнению руководителей девяти союзных республик о том, что автономные республики не должны быть учредителями обновлённого Союза и не могут подписывать новый договор самостоятельно. Появился документ «9+1», в котором было зафиксировано это положение. «9» – руководители союзных республик, а «1» – Горбачёв.

Это первый его шаг назад. Второй – вылет на отдых в Форос. Накануне возможного подписания нового Союзного договора он оставил страну на попечение тех, кто противился договору. В последующем Михаил Сергеевич признался: он знал, что готовится силовое противодействие подписанию этого документа.

События 19–21 августа 1991 года до сих пор остаются одной из тёмных сторон нашей истории. Они связаны с деятельностью так называемого Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), который был создан людьми из самого близкого окружения президента СССР после его отлёта в Крым на отдых. На событиях этих дней лежала печать противостояния президента СССР, генерального секретаря ЦК КПСС М.С.Горбачёва и президента РСФСР Б.Н.Ельцина. Это была борьба за власть. Горбачёв добивался максимальных прав для будущего союзного государства, а следовательно, и для себя. Ельцин же стремился к тому, чтобы будущий союз более всего походил на конфедерацию, реальные властные полномочия были сосредоточены у рес­публик и более всего – у Российской Федерации. А следовательно, у её президента. Ельцин говорил, что за союзом должно быть оставлено два-три полномочия, а остальные должны реализовываться на местах.

Возможно, лица, окружавшие президента, противники нового союзного договора, убедили Горбачёва «отдохнуть» перед его подписанием. Внял он этому или нет, но решил удалиться в Форос.

Перед своим отлётом Горбачёв наказал членам правительства в случае необходимости «действовать жёстко» и быть готовыми ко всему, «вплоть до введения чрезвычайного положения». А вице-президенту Г.И.Янаеву сказал: «Геннадий, ты остаёшься на хозяйстве. При необходимости действуй решительно, но без крови».

Таким образом, Горбачёв самоустранился от происходивших событий, по сути дела, дав карт-бланш заговорщикам.

В рамках этих поручений 6 августа на одном из секретных объектов КГБ на окраине Москвы встретились министр обороны маршал Д.Т.Язов и председатель КГБ В.А.Крючков. На встрече присутствовали секретарь ЦК КПСС О.Д.Бакланов и руководитель аппарата президента СССР В.И.Болдин.

19 августа рано утром радио и телевидение сообщили гражданам страны о введении в стране чрезвычайного положения, создании Государственного комитета по чрезвычайному положению – ГКЧП­ и о передаче полномочий президента страны «ввиду болезни» М.С.Горбачёва вице-президенту Г.И.Янаеву.

Это была странная и явно запланированная болезнь. 18 августа в 16 часов 50 минут в Форос к Горбачёву явилась делегация ГКЧП. В ней были секретарь ЦК КПСС О.С.Шенин, О.Д.Бакланов, В.И.Болдин, заместитель министра обороны СССР В.И.Варенников. Они предложили Горбачёву подписать указ о введении чрезвычайного положения. Однако тот этого не сделал. И делегация улетела ни с чем.

Ошибка Горбачёва в том, что слишком поздно он пришёл к идее конфедерации, когда уже потерял бразды правления страной. Хотя в начале перестройки переходом к конфедеративным отношениям можно было бы если не остановить, то хотя бы при­остановить распад страны

Страна с Договором опоздала.

Заговор ГКЧП потерпел поражение. Это было одно­временно и поражением находившегося в беспрерывно колеблющемся состоянии самого Горбачёва. Между тем ещё Чингиз-хан говорил: «Боишься – не делай, делаешь – не бойся». Сказав «А», не бойся сказать «Б».

Примером такой целеустремлённости был В.И.Ленин. Он в 1917 году, преодолев сопротивление своих соратников, пошёл на реализацию Октябрьского вооружённого восстания, а затем на подписание Брестского мира.

В своё время Анри Барбюс говорил, что «Сталин – это Ленин сегодня». Фактически же всё наоборот. Ленин к концу своей жизни всё более и более приближался к идее конфедерации, тогда как Сталин домогался автономизации республик. Шли они, таким образом, в противоположных направлениях. Отпусти Ленину история ещё 10–15 лет жизни, возможно, страна стала бы конфедерацией, и не было бы столь стремительного её распада. Сталин был не то что сторонником конфедерации, но даже решительным противником федерации. По сути, он оставался верным своей статье «Против федерации», опубликованной в газете «Правда» в марте 1917 года. Лишь вынужден был сделать некоторые весьма неуверенные шаги в сторону федерации, чтобы вернуться к прежней позиции. Идея автономизации – не что иное, как попытка такого возврата. Тогда только Ленин смог удержать его от реализации своей идеи. Неслучайно после смерти Ленина был исключён из партии и заключён в тюрьму добивавшийся учреждения в стране подлинной федерации, во многом приближённой к конфедерации, Мирсаид Султан-Галиев. Таким образом, политика Сталина, продолженная его последователями, привела к моменту прихода Горбачёва к власти к краху созданного по его идее государства. Это был закономерный исход начатой им политики.

Горбачёву досталась тяжё­лая доля. Он, как мог, делал всё для того, чтобы перестроить государство. Если ему не всё удалось, это не его вина, а его беда. И не только его. Это результат наследия, оставленного Сталиным и его последователями. Наследия, которое привело великое государство к распаду.

В Беловежской пуще 8 декабря 1991 года руководители России, Украины и Белоруссии подписали соглашение о прекращении существования Союза ССР и создании Содружества независимых государств (СНГ). На этот момент СССР уже фактически не было. Из него уходили прибалтийские республики, Украина, Грузия, Азербайджан.

События в Казахстане, Нагорном Карабахе, Тбилиси, Баку и Фергане, во многих случаях сопровождавшиеся применением вооружённой силы и кровопролитием, свидетельствовали о том, что возможностей жёстко централизованного управления страной уже не осталось.

Вот такая была ситуация накануне событий в Беловежской пуще. Поэтому обвинить лидеров трёх республик можно было разве лишь в том, что они ускорили неизбежный конец Советского Союза.

Иногда Горбачёва обвиняют в том, что он не арестовал подписантов этого документа. Если бы даже он это сделал, то ни в коей мере не смог бы остановить усиливающийся распад страны. Это как раз хорошо понимал Горбачёв. Потому, на мой взгляд, неправы те, кто требует привлечь к судебной ответственности не только Ельцина, Кравчука и Шушкевича, но и Горбачёва. Они лишь свидетели и в какой-то мере ускорители этого распада.

Одна ошибка влечёт за собой другие. Ошибка Горбачёва в том, что слишком поздно он пришёл к идее конфедерации, когда уже потерял бразды правления страной. Хотя в начале перестройки переходом к конфедеративным отношениям можно было бы если не остановить, то хотя бы при­остановить распад страны.

В истории опаздывать нельзя.

Индус ТАГИРОВ