Когда его в начале 1943-го призвали в армию, юный курсант даже представить не мог, что снимет погоны лишь через семь с лишним лет
Память человеческая подобна звездной сетке на ночном небе. Какие-то воспоминания горят, как яркие звезды, какие-то - проглядывают через облака времени, а некоторые почти не видны, их место где-то в глубине, почти в подсознании. Для ветерана Великой Отечественной казанца Мугаллима Сагирова фронтовые вехи навсегда отпечатались в памяти неким причудливым созвездием.
Первой звездой, до сих пор пылающей холодным, жестоким светом, стал день 22 июня 1941 года. Для шестнадцатилетнего учащегося педучилища в Куйбышевском (ныне Спасском) районе начало войны означало изменение всех планов. Учеба завершилась сразу, Мугаллим вернулся в родное село Среднее Алькеево. Его старших братьев быстро призвали на фронт, а его задачей теперь была забота о пожилых родителях и... помощь фронту. Вдумчивый, серьезный паренек по окончании курсов принял дела у призванного на фронт счетовода колхоза «Динамо». Что ж, в войну взрослели рано, вот и новоиспеченный финансист со своими обязанностями справлялся. А в январе 1943 года (Мугаллиму еще месяц до совершеннолетия оставался) пришла пора и ему стать в армейский строй. На сборный пункт в Буинск сына увез отец, а мать осталась дома. Татарской женщине не положено проявлять эмоции принародно, но глаза матери, наполненные болью и страхом за самого младшего, Мугаллим запомнил на всю жизнь.
На передовую он попал не сразу. К тому времени перелом в войне уже обозначился, так что отправлять под пули даже «зеленых» мальчишек не было необходимости. Последнюю военную учебу, в школе младших командиров, Сагиров прошел в Гороховецких лагерях, где формировались десятки частей и соединений, отправлявшихся на фронт. В июне 1944-го в районе Бобруйска Мугаллим Сагиров принял свой первый бой. Тогда началось массовое наступление по всему Белорусскому фронту.
- Это был один из девяти «сталинских ударов», как их тогда называли, - вспоминает ветеран. - Помню начало артиллерийской подготовки: гул стоял такой, что земля дрожала. Но страшно не было - в бою страх куда-то улетучивается. Вот пока на марше, какой-то холодок внутри присутствует. Под Балашовкой мальчишеское любопытство мне едва жизни не стоило. Я к тому времени ни разу живого немца не видел. Ну и высунулся из укрытия - посмотреть. Слышу, командир взвода кричит: «Сагиров, ложись!» Только уткнулся в землю, как прямо передо мной земляные фонтанчики взлетели от пуль, а сзади - секунду назад там моя голова была - как орех треснул. Оказывается, в дерево разрывная пуля попала, я этот звук до сих пор помню...
А потом - целая россыпь памятных «звездочек» - счастливых, горьких, страшных. Разве можно забыть, как во время боя проходили мимо окровавленного, с изувеченными ногами однополчанина, умолявшего застрелить его, мол, не жилец я теперь? А лицо первого убитого тобой врага? Да не издали, а почти в упор, метров с десяти.
- Молодой такой, белобрысый, долговязый, - грустно говорит Сагиров. - Он вскинул автомат, но я выстрелил первым. Он упал. Вроде и понимаешь: не ты убьешь, так тебя убьют, но все равно на душе было муторно. А тут появились немецкие самолеты, летящие в наш тыл. За нами - медсанбат, склады боеприпасов, артиллерия. Три захода бомбардировщики сделали, за пятнадцать минут позади никого не осталось, лишь выжженная, вся в воронках земля. И жалость к убитому врагу из сердца испарилась...
Уже на границе с Польшей получил Мугаллим свое первое ранение. Будто кто палкой ударил - он и боли-то особой не почувствовал. А сослуживец ему: «Миша, у тебя же вся спина в крови...»
- Отправили меня в полевой госпиталь, - рассказывает Мугаллим Сагирович. - Там уже вечером врачи извлекли из меня осколок, а под утро мы с москвичом, старшиной Найденовым из госпиталя сбежали. Ему уж очень хотелось в свою часть вернуться - он в штабе артиллерии корпуса служил, а я посчитал свое ранение легким и постыдился в госпитале отлеживаться. В общем, подождали мы, пока из его части раненых на машине привезут, и обратным рейсом драпанули. Отругали нас, конечно, по приезде, а меня, пока рана до конца заживает, оставили помощником начальника артиллерийского склада. Так я попал в артиллеристы - аж до 1950 года там прослужил, потом уже начальником склада...
- Передовые части, - вспоминает ветеран, - вступили в столицу поверженного рейха 22 апреля, а мы - 24 числа. Бои в городе шли тяжелые, боеприпасы нужно было поставлять бесперебойно. Второго мая Берлин взяли, и мы пошли дальше, остановились в сотне километров от города. Здесь и Победу встретили. Светлый был день, радостный, но без каких-то особых восторгов. Мы ж ее выстрадали, эту Победу, ждали со дня на день. И всем очень хотелось домой. Я тогда и не ведал, что в Германии придется задержаться почти на пять лет.
В родное село он попал только в июне 1950 года, а первого августа уже к работе приступил. Работал в райцентре, за двенадцать километров от дома. К тому времени он уже познакомился со своей будущей женой. Только не довелось ему познакомить маму с невесткой. Лишь два месяца после встречи с младшим сыном она и прожила...
Орден Отечественной войны I степени, две медали «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», многочисленные благодарности и грамоты - все это вместе с трудовыми, послевоенными наградами бережно хранится в картонной коробке. Там же - перевязанная ленточкой стопка дипломов и других документов.
Послевоенный путь Мугаллима Сагировича впечатляет. Он поочередно возглавлял отделения Госбанка в Базарных Матаках и Сарманове, колхоз в родном Алькеевском районе, был вторым секретарем Сармановского райкома КПСС, председателем комитета народного контроля в Лаишевском районе, семь раз избирался депутатом районных советов. Ордена «Знак Почета» удостоен за работу в республиканском комитете народного контроля, где Мугаллим Сагирович снискал репутацию дотошного, неподкупного и принципиального инспектора. И еще любопытный момент: практически никаких перерывов на отдых при переходе с работы на работу. В записях - вчера еще работал в одном районе, а уже на следующий день приступал к своим обязанностям в другом.
С фотографии в его военным билете смотрит молодой красавец с копной волнистых черных волос. К слову сказать, шевелюру свою Мугаллим Сагирович сохранил и по сей день, только подстрижена она теперь строже, да побелела от седины. Глаза чуть поблекли, но по-прежнему озорные. И это в восемьдесят-то шесть лет! Неправда, что из красивых молодых людей со временем получаются самые некрасивые старики. На самом деле краски молодости блекнут, а их место занимает красота душевная.
- Только вот видеть стал плохо, - сокрушается ветеран. - Зато греет мысль, что прожил не зря и в ладу с самим собой. Никогда ничего не просил и просить не намерен, мне всего хватает. Шестьдесят лет счастливого супружества, трое детей, вполне состоявшихся и в профессиональной, и в личной жизни, пятеро внуков и четыре правнучки - это ли не мечта любого мужчины?
К слову сказать, вниманием ветеран не обделен. Вот и к нынешнему празднику, как нам удалось узнать, Счетная палата республики приготовила для Мугаллима Сагировича не только теплые слова поздравлений, но и подарок. Какой? Наверняка хороший. Только, как утверждает ветеран, внимание со стороны нынешнего поколения для него ценно, пожалуй, больше с моральной точки зрения.
- Поздравления в День Победы я принимаю как дань уважения моему поколению, моим сослуживцам, которым не довелось дожить до сегодняшних дней, - говорит он.
