Рассказ
Длинноногая Ляля в выходной день пошла в лес - выгулять овчарку и заодно проведать, есть ли грибы. Все лето стояла засуха. Погибли посевы, высохли и грибницы в лесах. Натуралисты между тем обещали, что осенью будут опята и вешенки. Как раз в сентябре прошли обильные дожди.
И на самом деле Ляля вернулась с грибами. Принесла сухих лисичек и еще каких-то с кучку.
-Там, в сенях!.. - бросила, проходя с надменным выражением лица.
Муж был старше ее лет на двадцать. Прощал молодое хамство, эгоистичное разделение труда, например, сегодня обозначавшее: я за грибами таскалась - значит, буду отдыхать, а ты будешь жарить, пылесосить дом и мыть посуду.
Покорствуя судьбе, он склонился над корзинкой.
- Это лисички, а это что?..
- Опята! - крикнула она из комнаты.
- Опята? Это какие-то поганки. Мокрые...
- Сам ты поганка! Это опята! На пне росли!
Ополоснувшись в душе, она ушла к себе, прикрыла дверь: после прогулки в лес она обычно ложилась и крепко засыпала.
Он промыл грибы в дуршлаге, очистил от веток и травы. Налил в сковороду растительного масла, поставил на горящую конфорку. Выделилось много воды, коричневая жидкость кипела. Пришлось сливать.
Ближе к сумеркам проснулась Ляля. Набросив куцый халатик, прошла в кухню. Сутулясь, глянула в сковородку:
- Ты ел?
- Ел.
Она посмотрела на него внимательно. И ушла. Часа через два сварила картошку в мундире - мелкую картошку, - не уродилась нынче тоже, и хорошо поужинала, съела все грибы.
Была суббота, вечерело. Он начал топить баню. Когда возился с насосом возле колодца, она подошла и склонилась над его затылком.
- Слушай, ты как себя чувствуешь?
- Что-то мутит.
Он затягивал отверткой шуруп на хомуте, шея его слегка покраснела.
- Мне, кажется, плохо, - сказала она.
Он промолчал.
- А сколько ты съел?
- Чуть-чуть.
- Господи! Совсем мало, что ли?
- Ну да. Чтоб ты не ругалась. Ведь ты собирала.
Молоденькое лицо выражало растерянность, жена держалась за живот.
- Я ведь говорил, что, может, это поганки. Но ты: опята! Умрем, к черту, оба...
- Ой, - она заплакала. - У меня голова кружится... И дышать трудно...
Он поднял голову, вгляделся в лицо жены.
- И вправду бледная. И зрачки...
- Чего зрачки?! - она схватила его за рубашку. - Расширились?!
- Может, это очки увеличивают.
- Мои очки, наоборот, уменьшают! Значит...
- Не знаю... - сказал он и, освободив рубашку, направился в сторону бани. Маленький, толстый, с упрямо торчащими ушами.
Жена - как на ниточке - дернулась следом, безвольная, жалкая. Она как-то вся надломилась, даже ноги от бессилия стали похожи на букву "икс". Так и плелась за ним...
- Ты когда их ел? Сколько времени назад? - И вдруг вскричала: - И вообще, ты их ел?!
- Я? Нет.
- За-чем?!
Лицо ее скорчило от боли.
- Сомневался.
- Почему не сказал!..
- А чтоб неповадно было, - тут он обернулся. - Я что, подопытный кролик?
- Я на самом деле думала, - призналась она скороговоркой, - что с тобой ничего не случится, ведь ты -мужик!
- А что, мужики - не люди?
- Ой, я вправду задыхаюсь! Вызови "скорую"!
Лицо ее изображало оторопь, истерику.
- Позвони лучше мамочке. Устроит бучу, что я мало съел.
- Маму нельзя расстраивать! Звони в "скорую"!
- Бесполезно, процесс необратимый. Бледная поганка не выводится.
- Там не было бледной поганки! - запротестовала она в неистовстве. - Ведь мы вчера только смотрели грибы в компьютере!
- Вот именно смотрели. И там было три вида поганок. "Бледная" -это просто название. Там есть именно такого цвета, как твои, - серо-коричневые...
- Ты правда не ел? - спросила она тихо и доверительно.
- Нет.
- Мама! - она зарыдала. - Живот болит!..
- Бог видит все. Мужа хотела отравить, - сказал он и пробормотал как бы про себя: - Еще старым хрычом обзывала...
- Я не хотела отравить! А просто думала, если с тобой ничего не случится, и я поем.
- Ты же была уверена, что это опята.
- Да. Но потом, когда поела, засомневалась.
Лицо ее на самом деле было бледно. Она опустилась на корточки, скользя спиной по стене, и все держалась рукой за живот.
- Позови "скорую"!
Он вздохнул.
- Я не хочу умирать... - плакала жена. - Я такая молодая!..
Она была трогательна. Глаза выражали страдание и сиротство. Как и тогда, тринадцать лет назад, в трудные годы, когда она тощей, близорукой, напуганной жизнью девочкой выходила за него замуж, чтоб оградить себя и маму от бед. Ему стало жаль ее.
- Ладно, - сказал он наконец и будто снял маску: - Это опята!
- Ты врешь!
- А трудно дышать потому, - продолжал, - что у тебя от страха обморочное состояние.
- Это признаки отравления...
- Да ел я, ел твои грибы! - воскликнул он. - Уже часов шесть прошло. И ничего. Если не веришь, пойдем посмотрим в компе.
Он обхватил жену за талию, по-прежнему тонкую, девичью, с удовольствием повел в ее комнату.
Сели рядышком. Включили компьютер, открыли нужный файл.
- Вот видишь: бледные поганки. Они все белые. А вот опята. Именно тот вид, который ты принесла. Успокоилась?..
Она потихоньку приходила в себя.
- Как страшно умирать, - призналась она.
- Конечно.
- А может, Бог хотел меня наказать? За что-нибудь старое. Ведь я хотела от тебя уйти из-за того, что у тебя нет денег.
- Конечно, мог, - согласился он. - Хотя бы сейчас. Но увидел, что ты каешься, и отвел беду. Пусть и обманом.
- Как обманом?
- Я грибы-то не ел, - он хотел улыбнуться...
Но тут она жестко ущипнула его - схватила тонкими пальцами за мякоть у предплечья: врешь! И держала молча, сдавливала сильнее, чтобы причинить боль. Глаза не отрывала от монитора. А там на кривых ножках застыли в смертельной пляске бледные поганки. Все они были совершенно отличны от тех, серо-коричневых, что она сегодня принесла. Лицо ее приобретало привычное выражение - самодостаточной и надменной молодой особы.
И в который раз, как бывало после очередного розыгрыша, он жалел о происходящей метаморфозе и пытался удержать в памяти хотя бы на минутку уходящий образ доверчивой и потерянной девочки.
Айдар САХИБЗАДИНОВ.
