Сельский труженик и просветитель, талантливый педагог и бытописатель, депутат первой дореволюционной Государственной думы и борец за счастье народное — таким современники знали нашего земляка Ивана Егоровича Лаврентьева. Выходцу из рядовой тетюшской крестьянской семьи, выбившемуся в люди самообразованием и упорным трудом, суждено было стать одним из активных участников трех русских революций. Увы, эти и многие другие заслуги перед земляками и крестьянством в целом не спасли его от политических репрессий. Как и для многих других беззаветных революционеров, роковым для него стал 1937 год. Ныне эта полузабытая личность предстает перед нами благодаря новым архивным открытиям.
На волне Первой революции
Лаврентьев родился в 1879 году в семье крестьянина-середняка и уездного полицейского урядника в селе Большое Фролово Тетюшского уезда (ныне Буинского района). Он получил лишь начальное образование, окончив приходскую сельскую школу. Первоначально там же и работал учителем, затем получил гражданский аттестат, сдав экстерном экзамены в Казанской учительской семинарии. Молодой учитель интересовался «проклятыми вопросами» русской общественной жизни, по-видимому, обсуждая их в кругу своих земляков, что не осталось без внимания властей, поскольку «за агитацию среди крестьян» он был поставлен под надзор полиции.
С началом Первой русской революции в деревню стала проникать оппозиционная пресса и революционная литература, главным образом — эсеровского толка. Летом 1905 года возник Всероссийский крестьянский союз, который выдвинул требования передачи всей земли крестьянам и установления в России демократического строя. Иван Лаврентьев разделял эту программу, но лично в крестьянский союз не входил.
После издания царского манифеста 17 октября 1905 года, провозгласившего демократические свободы и объявившего выборы в Государственную думу, Лаврентьев, как человек образованный, был выдвинут в депутаты сельским сходом по крестьянской курии. Его кандидатура была поддержана волостным сходом и уездным съездом выборных от крестьян. Программа Лаврентьева по народному образованию предусматривала всеобщее бесплатное обучение, передачу всех школ вплоть до высших в ведение органов местного самоуправления, организацию помощи учащимся и поддержку воскресных школ для взрослых. А приговор Большефроловского сельского общества с требованием земельного надела, равноправия и политических свобод был напечатан в казанских газетах, послужив типовым общественным приговором от крестьян Казанской губернии, который повсеместно составлялся сельскими сходами как наказ депутатам Госдумы.
В апреле 1906 года Иван Лаврентьев избран съездом крестьянских уполномоченных от волостей Казанской губернии в члены первой Государственной думы. В Санкт-Петербурге он стал членом Трудовой депутатской группы, вошел в редколлегию газеты «Крестьянский депутат»; подписал важнейшие законопроекты «О гражданском равенстве» и «33-х» по аграрному вопросу.
Поскольку Николай II был недоволен работой парламента, а еще больше — политической деятельностью депутатов, 3 июля 1906 года просуществовавшая 72 дня первая Государственная дума им была распущена. Наиболее радикальная часть депутатов собралась в Выборге, где было составлено так называемое Выборгское воззвание к гражданам России («Народу от народных представителей») с призывом к гражданскому неповиновению (отказ от уплаты налогов, уклонение от службы в армии). Иван Лаврентьев подписал это воззвание среди других 180 депутатов Госдумы, за что каждый из них был осужден к одиночному тюремному заключению на три месяца и лишен права поступления на госслужбу и общественную работу.
Правда деревенских очерков
Наказание Иван Егорович отбыл в Тетюшской тюрьме, просидев в общей камере даже больше отмеренного срока, но и после освобождения до ноября 1907 года он состоял под негласным надзором полиции. Лишенный права учительствовать, Лаврентьев жил в родной деревне, занимался садоводством и литературной деятельностью, печатался в петербургских журналах «Жизнь для всех», «Северные записки» под псевдонимами «Крестьянин», «Крестьянин И. Л.», «Влас Подгорный», «Иван Власов». Имея большую семью, жил бедно, в постоянной нужде.
Вот как описывал своего любимого «правдивого бытописателя» издатель журнала «Жизнь для всех» Владимир Поссе: «Из [всех] сотрудников самым ценным, самым стойким я считаю Ивана Егоровича Лаврентьева, крестьянского депутата первой Государственной думы из Тетюшского уезда Казанской губернии. Начиная с февральской книжки 1910 года он в течение восьми лет почти для каждого номера присылал очерки деревенской жизни, которые чаще всего подписывал „Крестьянин Власов“. Лаврентьев действительно был крестьянином, крестьянином небогатым и трудовым, но очень интеллигентным, много читавшим, много наблюдавшим и много понимавшим. … Занимался землепашеством и садоводством, а в свободное время вел беседы с односельчанами и описывал в своих простых правдивых очерках деревенскую жизнь во всем ее многообразии».
Очерки Лаврентьева часто носили характер личного дневника. «Огромный, костлявый, с впалой грудью, с худым загорелым лицом, на котором выделялся большой римский нос, а из глубоких орбит смотрели правдивые и честные глаза», — таким увидел его В.Поссе в 1917 году.
«Мне кажется, никому ни раньше, ни после не удавалось так верно описать глубь и ширь деревенской жизни, как это удалось Лаврентьеву в его очерках», — резюмировал Владимир Поссе.
На благо созидания
После Февральской революции депутаты Трудовой группы объединились с умеренной Народно-социалистической партией («энесами»). Несогласный с этим решением Лаврентьев вышел из нее и примкнул к эсерам. В 1917 году стал делегатом Казанского губернского совета крестьянских депутатов, членом Тетюшской уездной земской управы и уездного исполкома. Его репутация «печальника» за крестьянские нужды была безупречной, хотя политиком в собственном смысле слова, а тем более революционером он по большому счету не был.
В период выборов в Учредительное собрание Лаврентьев агитировал за передачу власти «Хозяину Земли Русской», а не Советам. Летом 1918 года накануне прихода белочехов он принял участие в неудачной попытке создания Тетюшской организации партии левых эсеров, после чего полностью отошел от политики. После Октябрьской революции Лаврентьев — сторонник советской власти, беспартийный социалист. Неоднократно избирался членом сельсовета, волостного и уездного (кантонного) исполкома. Был инициатором и организатором создания в Большом Фролове в начале двадцатых годов первого товарищества по совместной обработке земли (ТОЗа) , позднее — потребительского общества и кредитного товарищества. В 1929 году Лаврентьев одним из первых вступил в колхоз «Красный Октябрь», получив в народе прозвище «сватья колхоза» за агитацию в пользу коллективного хозяйства.
В те же годы Иван Лаврентьев — селькор уважаемых центральных газет «Беднота», «Крестьянская газета», «Социалистическое земледелие» и республиканских «Красная Татария» и «Новая деревня». Параллельно работал учителем и избачом-библиотекарем в Большом Фролове, преподавал в начальной школе в буинском селе Петровское. Некоторое время заведовал профессиональным образованием Тетюшского кантонного отдела народного образования и был награжден серебряными часами как Герой труда — в те времена одной из самых авторитетных государственных наград. Наконец, в 1929 году Иван Егорович был признан инвалидом второй группы и вышел на персональную пенсию.
Однако не оставлял своих литературных пристрастий, состоял в переписке с землячкой Верой Фигнер, Максимом Горьким, писателями А.Неверовым и И.Вольновым. При активном содействии Лаврентьева на средства Веры Фигнер в Большом Фролове была построена школа-семилетка. Сама Вера Фигнер в те годы была необыкновенно популярна, ее мемуары «Запечатленный труд» издавались большими тиражами, в том числе за границей. Все свои гонорары бывшая террористка и узница одиночки Шлиссельбургской крепости тратила на строительство сельских школ в различных регионах страны.
База «контрреволюции»
За свое «небольшевистское» прошлое уже в первые советские годы Иван Лаврентьев неоднократно подвергался политическим репрессиям. В 1919 году он был впервые арестован ЧК, но вскоре освобожден. Повторно его арестовало ОГПУ летом 1931 года, освобожден был только после заступничества Н.Крупской и В.Фигнер по личному указанию секретаря партколлегии ЦКК ВКП (б) Е.Ярославского. А вот последний арест 26 ноября 1937 года стал для Ивана Егоровича роковым.
Вместе с группой односельчан он был репрессирован по обвинению в том, что «будучи враждебно настроен к существующему строю, из бывших эсеров в 1923 году организовал в Тетюшском районе контрреволюционную эсеровскую повстанческую группу, руководил ею, вел борьбу против мероприятий партии и правительства, вел антисоветскую агитацию, распространял пораженческие слухи о скорой гибели советской власти».
Как свидетельствуют архивные документы, это расстрельное дело формировалось постепенно, по нарастающей, вместе с валом репрессий, захлестнувшим страну в 1937 году. С началом так называемой «кулацкой» операции НКВД СССР в августе 1937 года в регионах были организованы внесудебные органы — тройки НКВД, которые выносили арестованным не подлежащие обжалованию приговоры — расстрел либо десять лет (реже — восемь лет) лагерей.
Как известно, каждому региону были спущены конкретные разнарядки (лимиты) на количество репрессируемых людей. Для Татарии лимит первоначально составлял две тысячи человек, увеличившись к концу года до 5350 человек. Политбюро ЦК ВКП (б) и действовавший от его имени и с его санкции нар-ком Ежов поставили задачу — «самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов [„кулаков, уголовников и прочих контрреволюционных элементов“, включая бывших членов противобольшевистских политических партий, бывших белых офицеров, царских чиновников, сектантов, церковников „и прочих“. — А.С.]… и, наконец, раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства».
Поскольку с работников НКВД требовали не только «выявления» контрреволюционеров-одиночек, но и «вскрытия» контрреволюционных формирований — организаций или хотя бы групп, районные чекисты под руководством специально присланных из Казани руководителей из аппарата НКВД ТАССР и занялись фабрикацией групповых уголовных дел на «политических».
Для создания «документальной базы» следствия были подняты донесения сексотов за предыдущие годы о настроениях и высказываниях жителей Большого Фролова. Крестьянин Иван Скрюченков, имевший семерых детей, бригадир-садовод колхоза «Красный Октябрь», якобы говорил сельской учительнице, зашедшей к нему домой в начале января 1937 года в ходе проведения Всесоюзной переписи: «Собакам нечего делать, выдумали перепись. Лучше бы учли, сколько нужно хлеба и выдали бы колхозникам».
Нелишне напомнить, что 1936 год был неурожайным, к тому же к традиционному хлебному экспорту из жившего на голодном пайке СССР в том году прибавилась продовольственная помощь республиканской Испании, в результате чего зимой и весной 1937 года народ (особенно в деревнях) откровенно голодал. В донесении сексота Иван Скрюченков был квалифицирован как «эсер» и «авторитетный среди группы эсеров». Его земляк, имевший пятерых детей колхозник Павел Горбунов, по вопросу о ликвидации неграмотности будто бы заявлял в связи с голодухой: «Грамотность нам не нужна, вот сидят везде грамотные и обсчитали нас».
Еще резче высказывался (или ему это было приписано сексотами) в избе-читальне и на собраниях колхозник Иван Беляев: «Нас оставили голодными, а хлеб везут в Испанию, этот хлеб надо вернуть и раздать колхозникам». «Настроение среди населения страны упало, так как государство очень много расходует средств на строительство военных заводов».
Компромат пополняется
Была в сводке информация и на Ивана Лаврентьева. Расстрельный приговор Зиновьеву и Каменеву в 1936 году, сопровождавшийся принудительным всенародным голосованием «за“ на общих собраниях рабочих, служащих и колхозников от Мурманска до Кушки и от Шепетовки до Владивостока, естественно, обсуждался и в избе-читальне Большого Фролова. Колхозник-“эсер» Григорий Есин задал деревенскому «справочному бюро», как все звали Ивана Лаврентьева, такой вопрос: «Почему Троцкого выслали из СССР?» Иван Егорович ответил: «Мой товарищ, который проживает в Арзамасе, говорит о Троцком как о человеке, который много сделал для революции, а сослали его потому, что он мешал Сталину, хотя Сталин сам этого не хотел, но его принудили». Тут же были перечислены имена десяти человек, которые «каждый вечер» ходят к Лаврентьеву в избу-читальню или прямо на дом, видимо, для ведения антисоветских разговоров.
Как добывался необходимый компрометирующий материал, свидетельствовали участники этого действа в ходе расследования дела Лаврентьева и других в 1956 году, закончившегося реабилитацией репрессированных. Председатель и секретарь Большефроловского сельсовета написали в характеристике от 30 ноября 1937 года, что Иван Лаврентьев «ведет свою работу в скрытой форме.., имеет постоянную связь со [шпионами], всех использует в своих интересах.., пребывание этой группы в с.Б.Фролово отражается на ходе строительства колхоза, портит моральное состояние села».
Других подельников Ивана Лаврентьева они охарактеризовали либо как «кулаков», либо как «эсеров». На допросе в июле 1956 года они показали, что их вызвали в районное отделение НКВД, «где в четвертом часу ночи» они написали под диктовку сотрудников НКВД ложные характеристики сельсовета на своих односельчан «под угрозой того, что нас самих посадят». Аналогичные показания дал в 1956 году и другой свидетель. В ноябре 1937 года его вызвал в сельсовет сотрудник НКВД Сердюков, который «вынул пистолет и положил на стол, после чего стал меня спрашивать… Я ему отвечал, что ни о какой организации эсеров мне ничего не известно и вообще об этих лицах я ничего отрицательного сказать не могу… Сердюков кричал и ругался и
Расправа, признанная незаконной
Как вспоминали земляки Ивана Лаврентьева, в конце ноября 1937 года в их село из райцентра приехали две грузовые машины с сотрудниками НКВД. Было арестовано примерно полтора десятка человек, которых погрузили на машины и увезли в Тетюши. Обвинительное заключение по делу о «контрреволюционной эсеровской повстанческой группе в Тетюшском районе», состоящей из пятнадцати человек, было утверждено 11 декабря, а уже 13 декабря 1937 года все они были осуждены тройкой НКВД ТАССР к «высшей мере социальной защиты» и спустя четыре дня расстреляны в райцентре Куйбышеве (ныне Болгар).
Об этом печальном событии в Тетюшах скоро узнали от местного врача Боголюбова, вероятно, присутствовавшего при казни. Сразу же после ареста Ивана Лаврентьева все его дети, к тому времени уже работавшие в районе и других местах, были исключены из комсомола и уволены с должностей.
Реабилитация осужденных состоялась только после ХХ съезда КПСС, в сентябре 1956 года, хотя сын Ивана Лаврентьева Сергей стал добиваться пересмотра дела отца сразу после ареста Л.Берии в 1953 году.
Переписка Лаврентьева с Горьким, Фигнер и другими известными людьми, рукописи, в том числе незаконченная история его революционной молодости, были конфискованы при аресте и уничтожены НКВД. Имя Ивана Лаврентьева надолго кануло в Лету, поскольку даже смерть осужденных в 1937 и последующих годах не регистрировалась органами загса, входившего в те годы, кстати сказать, в систему НКВД.
Пришло время воздать должное видному земляку и яркому представителю трудовой сельской интеллигенции.
Алексей СТЕПАНОВ
