Если бы в Нижнекамске не было художника Владимира Никольского, его стоило бы придумать. Потому что без этой творческой личности город лишился бы чего-то важного...
В его мастерской хранится автопортрет - одна из немногих работ, с которой художник не расстается. Изобразив себя в шутовском колпаке, Никольский не кривил душой. Не погрешил он против правды и одев себя в латы Дон Кихота. Получился исключительный по достоверности образ Никольского-человека - великого шута по жизни, балабола и балагура, умеющего первым посмеяться над собой, подметить все вокруг мудрым, как и полагается шуту, глазом, мгновенно оценить ситуацию и снова посмеяться: когда - весело, когда - грустно, когда - иронично и никогда - зло. Он - добрый шут, в котором совершенно органично уживается незаурядный актер.
В Казанском художественном училище Никольский жил "вольным казаком", дружил с преподавателями - Рашидом Сафиуллиным (он сейчас работает дизайнером в известной московской "Арт-студии") и Женей Голубцовым. У Жени тоже были проблемы с жильем, и друзья не нашли ничего лучше, как поселиться в деревне с цыганами. Потом на пару караулили ульи на пасеке. Эта "медовая" пора стала на многие годы излюбленным мотивом Володиных картин.
- Как-то уже после диплома Рашид говорит: "В Москву не хочешь съездить?" Его как раз Тарковский пригласил на съемки "Сталкера". Ну, мы на поезд - и в столицу. Два дня и две ночи сидели и разговаривали с Андреем - о чем угодно. Только не о фильме. На второй день Тарковский говорит: "Все, ребята, начинаем работать!" Только потом как-то сорвалась работа. У Андрея все время что-нибудь срывалось: гений, никуда не денешься. У них всегда так... Короче, в "Сталкер" мы так и не вписались. Но в искусство я вписался, думаю, как раз с этого времени.
С Тарковским у Никольского связан один забавный эпизод. Оказалось, что сынишку режиссера некому отвести в первый класс. Ну, нянькой и назначили Володю:
- Отвел в первый день, во второй. Дома пацана спрашивают: "Как дела?" - "Нормально!" - отвечает. Недели две я его в школу водил, пока случайно не выяснилось, что не в ту: его в какую-то супершколу записали, а я отпрыска в обычную, ту, что поближе, зафугачил!
Но зато чего он только на этом "Мосфильме" не насмотрелся! До сих пор с восторгом вспоминает:
- Интересно было до невозможности! Такой дурдом! Но гениальный дурдом. Кого там только не встретишь! Встречаю как-то чаяновца Леню Насырова. Поехали к нему - он в гениальной коммуналке на Пятницкой жил. Я потом про эту коммуналку картинку нацарапал: входная дверь и на ней звоночки - у каждого свой звоночек. Цепочки, звоночки, расписание в сортирчик и ванну, подписанные кастрюли на кухне; у одного - кастрюля на замочке, а там что-то варится. В этой квартире я кайфовал. Художнику ведь часто в кайф то, что нормальному человеку погибель.
Про свою творческую молодость он рассказывает:
- Выставки сыпались: Центральный дом работников искусств, у космонавтов в Звездном... Люди какие на выставках! Никулин, Губенко, Болотова, Бичевская, Бовин... Когда в Звездном выставку открывали (благодаря Рустему Бикмуллину, светлая ему память), я просто от обалдения забыл, как меня зовут: кругом космонавты, знаменитости... Пригнуться хотелось, спрятаться, тем более что до меня там Шилов выставлялся - величина!
Это были восьмидесятые годы. Тогда Никольский работал как сумасшедший.
- Я и был как сумасшедший. В день по три работы, представляешь! Пишу, пишу, пишу - ураган! Весь в мыле, поесть некогда: за день - кусок хлеба и бутылка кефира. Вот тогда я на оргалите писать и начал - времени натягивать холсты не хватало.
А вот чего Никольский никогда не умел и до сих нор не умеет, так это писать с натуры: она все время меняется и ускользает. Художник признается, что за ней он просто не успевает. Зато если запомнил, то по памяти - пожалуйста: пишет, будто рассказывает, а рассказчик он - заслушаешься.
Есть, правда, пара работ с натуры: в натюрморте "Прерванный полет" глухаря с натуры рисовал и еще - шутовской колпак на знаменитом автопортрете.
И еще - яблоки. Это особая история. Было время, его даже Мичуриным прозвали из-за этих самых яблок. Сколько знаю Володьку, столько он эту самую "философию яблока" развивает. Одна из картин ушла в частную коллекцию. Говорят, к Пугачевой: красное яблоко, которому тесно в раме, а на яблоке - любопытный глаз. Как туда этот глаз вписался, он и сам не понимает. Пришла как-то на выставку Римма Казакова, увидела работу и ахнула: "Вы такой молодой. А ответили на все мои вопросы! Я давно хотела о чем-то подобном написать и теперь бы сумела; но... вы это сделали раньше".
Жизнь, она как яблоко: какое оно на вкус, не узнаешь, пока не откусишь. Простая философия...
Восьмидесятые годы Никольский вспоминает как самое счастливое время:
- Работалось фантастически, будто плотину прорвало и несло. Я жил в мастерской. В буквальном смысле.
Фантастически работает он и сейчас, только теперь больше по дизайну. Картины - реже, но всегда в кайф. Он вообще все любит делать в кайф: порыбачить, рассказать анекдот, поработать.
- Думаешь, я сейчас просто так курю? Курю, потому что в кайф. А рассказать в картинах хочется все больше и обо всем. Потому что времени все меньше. Иногда чуть не в панику впадаю: я же еще ничего не сделал!!! Думаешь, меня всегда все любили? Ха! Еще как ругали. Только без пользы это не проходило: переваришь - и стараешься стать лучше. Потому и врагов у меня нет - это точно. Друзей всех помню и люблю. Всем в жизни я благодарен. И знаешь, если бы снова начинать, я бы опять выбрал весь этот дурдом
