На сцене Татарского академического театра состоялась премьера спектакля Фарида Бикчантаева по пьесе Мансура Гилязова, в названии которого обыгрывается традиционное татарское приветствие «Исэнмесез», по аналогии с русским «Здравствуйте».

Впрочем, авторы постановки уверяют, что первоначально этой аналогии не было, и татарское «исэнмесез» – это не столько утверждение и пожелание доброго здравия, сколько осторожный вопрос «Живы ли вы?». Согласно легенде, именно так приветствовали друг друга татары, скрывавшиеся в лесах после приснопамятных событий шестнадцатого века. Но этот историко-филологический ликбез всего лишь подводка к более близким нам реалиям, о которых сегодня пытается говорить Камаловский театр. На его сцене поднимаются самые разные темы, но все они так или иначе будоражат историческую память и проецируют её на современность.

Взять хотя бы татарскую деревню. Сегодня со всех трибун её называют последним оплотом национального духа и традиций. Мол, только здесь ещё можно услышать «чистую» татарскую речь и лицезреть чисто татарскую ментальность, наследованную от далёких предков и поныне пронизывающую образ мыслей и уклад жизни сельских жителей. Но так ли это на самом деле? Не мираж ли та деревенская идиллия, которая рекой льётся со страниц в том числе современной татарской прозы и поэзии?..

Это история большой и некогда дружной татарской семьи – трёх братьев, двух сестёр и их детей, с годами почти утративших чувство общности

Пожалуй, первым, кто посеял на этот счёт сомнения, был выдающийся татарский писатель Аяз Гилязов, и, кстати сказать, предыдущий спектакль Бикчантаева «Взлетел петух на плетень» поставлен как раз по его «деревенской» прозе. Столь же далека от поэтизации татарской деревни и пьеса Гилязова-младшего «Живы ли вы?».

Это история большой и некогда дружной татарской семьи – трёх братьев, двух сестёр и их детей, с годами почти утративших чувство общности. Собираясь вместе по большим праздникам, будь то Сабантуй или свадьба, они действительно производят впечатление образцовых родственников, которые чтут традиции и своё родовое гнездо, но стоит им разъехаться, и родственные чувства уступают прагматичному «мой дом – моя крепость».

Белая ворона среди них – Тамерлан (Ильдар Хайруллин), старший из братьев. Мало того, что драматург Мансур Гилязов вообще питает слабость к «говорящим» именам, он и здесь вполне предсказуемо нарекает Тамерланом человека, который в глазах окружающих слывёт «психом» и неудачником. Колючий и неуживчивый, герой Хайруллина умудряется со всеми перессориться аккурат на Сабантуе. Однако, узнав, что один из обиженных им родственников тяжело болен, именно Тамерлан организует сбор денег для него. А после того как родня так же дружно, как накрывает праздничные столы, отказывается участвовать в судьбе обречённого Муслима (Фанис Сафин), Тамерлан продаёт свой дом и оплачивает операцию родственнику. Так житейская вроде бы ситуация становится не только проверкой на искренность родственных чувств, но и безошибочным мерилом человеческой состоятельности. И она же даёт повод Тамерлану время от времени с пафосом вопрошать: «Исэнмесез!?» Дескать, что с нами происходит, живы ли мы?..

Впрочем, это только фабула. На самом деле в спектакле гораздо больше сюжетных хитросплетений, а события развиваются стремительно, как в сериале. Изначально пьеса действительно задумывалась как киносценарий, но даже после его переделки привкус мыльной оперы довольно ощутим. Несмотря на все старания режиссёра притушить это и обыграть как театральный приём. Хотя камаловской публике эта избыточность действия и мелодраматизма, скорее всего, даже понравится, равно как и неожиданный хеппи-энд: почему-то вдруг усовестившись, многочисленные родственники «скидываются» на новый дом Тамерлану.

Балансируя между «сериалом» и притчей, театр, с одной стороны, в очередной раз засвидетельствовал лояльность той части публики, которая любым театральным изыскам предпочтёт «Санта-Барбару», а с другой – режиссёр все-таки сохранил лицо главного гуру татарской национальной сцены

Конечно, Бикчантаев любит подмигнуть вдумчивому зрителю. Вот и финальную сцену режиссёр неспроста перенёс «на небо» (зачем и каким образом – долго объяснять), а дальше пусть каждый уж сам решает: был хеппи-энд или он только привиделся герою-мечтателю?

Тот же внимательный зритель, думается, оценит и сценографию Сергея Скоморохова, изобразившего родовое гнездо Исламовых лишь фрагментарно и как бы за музейным стеклом: стог сена, резные наличники, оставшийся после Сабантуя шест, обугленный ударом молнии. Да и сам деревенский майдан давно закатан в серый асфальт, сквозь который лишь кое-где пробивается травка. Словом, перед нами то, что принято называть уходящей натурой, на которую ещё можно изредка опереться, но окунуться в этот мир «вечного детства», как в живую воду, вряд ли уже получится.

Вот так, балансируя между «сериалом» и притчей, театр, с одной стороны, в очередной раз засвидетельствовал лояльность той части публики, которая всем театральным изыскам предпочтёт «Санта-Барбару», а с другой – режиссёр все-таки сохранил лицо главного гуру татарской национальной сцены.