В русском языке всегда было много заимствований. Большинство из тех слов, которые уже не одно столетие воспринимаются как исконно русские, на самом деле когда-то пришли к нам из других языков. Тем не менее нынешнее засилье англицизмов в нашей речи многих пугает.

Надо ли бояться заимствований? Могут ли они погубить наш язык, или всё, что сегодня происходит, – это естественный лингвис­тический процесс? Об этом мы говорили с доктором филологических наук, профессором кафедры русского языка и методики его преподавания Казанского федерального университета Ириной Ерофеевой.

– Слов собственно русского, восточнославянского происхождения в нашем языке не так уж и много, – говорит Ирина Валерьевна. – Зато в нём есть слова древнейшего индоевропейского происхождения, история которых началась ещё до нашей эры. Позже из индоевропейского выделился пласт общеславянской лексики, и огромное количество общеславянских слов также вошло в наш язык. Вообще, на протяжении всей истории языка мы видим различные группы заимствований. Например, в результате деятельности Кирилла и Мефодия, которые перевели богослужебные книги с греческого на славянский, в русский язык вошло большое количество не только греческих слов (которые в основном обозначали различные религиозные понятия – «ангел», «Евангелие»), но и старославянизмов. Это слова южнославянского происхождения – например, «власть», «гражданин», «надежда»… Мы и не замечаем уже, что это заимствования.

В период татаро-монгольского ига, Золотой Орды, в русский язык проникло большое количество тюркизмов. «Лошадь», «деньги», «ярлык» – всё это слова тюркского происхождения.

В петровскую эпоху было множество заимствований из немецкого, голландского, связанных в том числе с корабельным делом – «мачта», «рея»…

Далее был период галломании, когда популярен был французский язык. И, наконец, тот этап, в котором мы с вами живём, отмечен множеством заимствований английского происхождения.

– То есть нельзя сказать, что сегодня мы переживаем что-то уникальное?

– Мне кажется, каждый исторический период по-своему уникален. И в каждый период лексика очень сильно меняется. Именно лексический состав языка – наиболее подвижная его часть, которая очень зависит от политических, экономических и других факторов.

Причём такие изменения – это не всегда о разных эпохах. Вот мы с вами жили при социализме, для нас были привычны и понятны слова «комсомолец», «пионер», «коммунис­тическая партия». А я у современных студентов спрашиваю – они вообще не знают многих слов, которые для нас с вами в советское время были обыденными. А казалось бы, мы живём в одну эпоху.

– Многие выражают опасение, что русский язык погибнет под тяжестью заимствований…

– У учёных, политических и общественных деятелей не раз возникали сомнения – не гибнет ли наш язык? Помните же, что были такие славянофилы под руководством адмирала Шишкова, которые предлагали все заимствованные слова заменить на «исконно русские». Предлагали галоши называть мокроступами. И на них даже написали пародию – фразу «Хорошилище идёт по гульбищу из позорища на ристалище», что означало «Франт идёт по бульвару из театра в цирк». Так пародирующие хотели показать, что очень сложно отказаться от заимствованных слов в русской лексике.

– Можно ли назвать процент таких слов в нашем языке?

– Определить эту цифру точно ни один учёный не может. Кто-то говорит, что это от десяти до двадцати процентов, в других источниках – половина. Но опять-таки – что понимать под заимствованиями? Когда слово входит в язык, оно осваивается этим языком, приобретает его словообразовательные особенности. Продюсер – продюсерство, SMS – эсэмэска…

– …компьютер – компьютерщик…

– Вот именно. Вообще, «щик» – это суффикс, характерный для славянских языков. Хотя некоторые учёные рассматривают его как тюркский, это тоже очень интересная история. Но сейчас речь не об этом, а о том, что многие исследователи предлагают такие производные слова уже рассматривать как собственно русские, потому что они образованы по русской модели в русском языке.

– Вы работаете со студентами. Именно молодёжь у нас как раз и разговаривает нередко англицизмами, и мы не всегда своих детей понимаем. Недавно, например, в молодёжной среде появилось слово «коливинг». В переводе с английского – со­вместное проживание. При этом есть стандартное слово «общежитие». Но нет, у них – коливинг… На ваш взгляд, что это – стремление быть модным?

– Здесь есть несколько причин. Молодёжь пытается обособиться от мира взрос­лых, говорить на своём языке, может, даже специально говорить так, чтобы мы их не понимали. Тут есть стремление эпатировать старших.

Вот, например, слово «краш». Казалось бы, в русском языке есть столько обозначений для любимого человека! Но нет, у них возлюбленный – это краш. И появился уже даже глагол «вкрашиться», образованный от этого слова приставочно-суффиксальным способом по модели «влюбиться». Что это, как не стремление выделиться, отделиться от взрослых?

– Кстати, ведь когда-то такими же модными для обозначения любимых были тоже заимствованные «бойфренд», «гёрлфренд»…

– Совершенно верно! Мы и сейчас иногда так говорим. А современные студенты этих слов практически не употребляют. Они понимают их значение, но у них появилwwwwся «краш»…

Если продолжать разговор о причинах активного использования заимствований, то, конечно, у нас существует мода на всё иноязычное. Америка – мировая держава, оттуда идут многие культурные тенденции, оттуда приходят технические новинки, за которыми идут и их названия. Много англоязычных слов приходит с новыми видами спорта – «сноуборд», «боу­линг»… Ну и нельзя не отметить, что английский язык в мире вышел на первый план, что можно объяснить определённой его простотой в изу­чении. Практически в любой точке мира мы можем общаться с другими людьми на английском.

Ещё одна причина, по которой мы все, не только молодые, охотно используем заимствованные слова – стремление сэкономить речевые ресурсы. Язык всегда стремится к экономии речевых усилий. И вот мы говорим «снайпер» – и это не просто стрелок, а очень меткий стрелок. Или как ещё назвать риелтора? Мы должны тут употребить целое развёрнутое словосочетание – «специалист по продаже квартир». Но зачем, если есть одно эквивалентное иноязычное слово? Конечно, оно в итоге в языке останется.

– В современных заимствованиях есть те, что используются пока только в молодёжной среде, – тот же «краш» или «чилить» (расслабляться, отдыхать. – Ред.). Но, например, такие слова, как «хейт» (от англ. hate – ненавидеть. – Ред.) или «хайп» (шумиха, ажиотаж. – Ред.), в соцсетях сегодня охотно употребляют и вполне солидные люди в возрасте. Все хотят быть модными?

– Это, наверное, стремление быть более креативными. Желание показать – да, я в контексте, я понимаю это, я близок к молодёжи. И, конечно, многие новые современные слова, став общеупот­ребительными, в итоге останутся в языке. Есть современный исследователь-лингвист Максим Кронгауз. Он написал очень популярную книгу «Русский язык на грани нервного срыва». И там он рассуждает о судьбе языка, в том числе о том, какое место заимствования занимают в его судьбе. Он, в принципе, не против заимствований. Главное, чтобы мы понимали, как их правильно произносить, писать, где ставить ударение.

При этом я, например, думаю, что «краш» у нас всё же не приживётся… Всё-таки слово «любовь» и его производные ничем не заменить. Эти слова встречаются в письменных памятниках XI века, и в XXI веке молодёжь прекрасно их понимает и использует, несмотря на крашей.

– Есть ли смысл искусственно заменять в речи, в текстах иностранные слова?

– Об этом прекрасно говорил Пушкин. Будучи вообще-то франкоязычным человеком по воспитанию, он стал основателем русского литературного языка и в своих статьях чётко высказывал своё отношение к заимствованиям – надо сохранять в языке только то, что не имеет эквивалента, не может быть заменено исконно русским словом. В конце концов, мы с вами сейчас говорим на литературном русском языке, который был, есть и будет. И даже особо не употребляем новомодные англицизмы.

– Значит, всё-таки не умрёт русский язык под валом заимствований?

– Однозначно нет! Мы с вами не дадим ему умереть! Для этого мы и работаем, совершенствуемся, повышаем свою речевую культуру, учим студентов. Я глубоко убеждена, что русский язык всё равно сохранит свою самобытность, основной лексический фонд. Без этого словарного ядра мы просто-напросто вряд ли сможем понимать друг друга.

Аудиоверсия интервью.