В стенах Казанской государственной консерватории прошел III Международный конкурс пианистов имени Софии Губайдулиной. Имя композитора известно во всем мире, но в Казани оно особо значимо – именно здесь София Асгатовна начала свое музыкальное образование. В 1954 году она окончила Казанскую консерваторию как пианистка и композитор.

В этом году в работе жюри конкурса принимала участие солистка Московской филармонии, член Совета по культуре и искусству при Президенте России Екатерина Мечетина (на снимке). На ее счету – многочисленные победы на престижных международных конкурсах, педагогическая и общественная деятельность.

В начале нашего разговора Екатерина Васильевна поделилась впечатлениями о консерватории. Ее порадовали стоящие в каждом кабинете рояли знаменитой фирмы Steinway, а также наличие отдельного фортепианного корпуса: «Я с таким не сталкивалась раньше. Даже в Москве или Петербурге нет отдельного корпуса для пианистов».

– Как вы оцениваете уровень конкурса имени Губайдулиной?

– Я могу сравнивать с теми, на которых была сама. Конкурс очень достойный! Честь и хвала организаторам, которые выбрали совершенно необычную программу. Мне, например, было очень необычно сравнить участников по исполнению классической «фантазии». Я считаю, что это находка, близкая к гениальности! Очень интересно было услышать нетривиальный выбор этюдов: один этюд привычный (Шопен, Лист, Рахманинов), а один – XX века. Это здорово! Мне запомнилось одно исполнение сонаты Шнитке. Я даже забыла, что нахожусь на конкурсе!

Конкурс – тема несовершенная, и довести ее до совершенства невозможно, виной этому субъективность. Но если человек по-настоящему талантлив, то конкурс не решает его судьбу. Решает его собственная убежденность в своих силах и убежденность в том, что он должен быть на сцене

– Вы уже прослушали всех участников, расскажите о своих впечатлениях.

– Да, мы с уважаемыми членами жюри прослушали всех исполнителей. Поразило то, что все участники играют на одном инструменте, и рояль каждый раз звучит по-новому! В этом заключается индивидуальность и мастерство. Но я еще никак не могу для себя ответить на вопрос: в чем секрет звукоизвлечения у каждого конкретного человека? Иной раз мне кажется, что дело в ушах и слухе или в критическом отношении к тому, что выходит из-под пальцев. В другой раз мне кажется, что дело в физиологии. Могу сказать, что если у исполнителя красиво звучит рояль, то это огромное преимущество. И, конечно же, русская фортепианная школа славится тем, что учит красиво извлекать звук. Чья-то игра, безусловно, убеждает больше, а чья-то совсем не убеждает, в чьем-то исполнении ты слышишь исключительно выучку, вложенную педагогом, а у кого-то ощущается собственное отношение, прожитое, прочувствованное – такие исполнения максимально увлекают.

– Вы сами участвовали в десятках конкурсов, а также были экспертом и членом жюри  на крупных музыкальных состязаниях. Чего, по-вашему, не хватает музыкальным конкурсам?

– Хочется открытости. Мы ведь не в спорте, у нас нет секунд, метров, а в искусстве иногда случается такое, что люди по-разному воспринимают, по-разному мыслят, будучи каждый со своей стороны профессионалом. В этом и заключается сложность судейства. И бывает, при всем уважении к коллегам, что иногда наши вкусы могут не совпадать. В этом случае трудно кому-либо что-то доказать, но иногда из таких ситуаций выходят математическим голосованием. На этом конкурсе у нас не возникало подобных сложностей.

Конкурс – тема несовершенная, и довести ее до совершенства невозможно, виной этому субъективность. Но если человек по-настоящему талантлив, то конкурс не решает его судьбу. Решает его собственная убежденность в своих силах и убежденность в том, что он должен быть на сцене. Если человек действительно талантлив, он найдет свое место в искусстве!

– В одном интервью ваш коллега Денис Мацуев сказал, что конкурсы «засоряют уши». Есть ли у вас такая проблема и как вы с ней справляетесь?

– Мне нужна тишина. Никакой музыки, чтобы она где-то внутри начала прорастать. Мне, достаточно впечатлительному в искусстве человеку, иной раз даже самая прекрасная запись может помешать найти что-то свое. Когда я выхожу играть на сцену, я рассказываю, какая жизнь была прожита, когда вживалась в это произведение.

– Различаются ли эмоции, которые музыкант испытывает перед конкурсом и перед концертом?

– Начну с конкурсов. Это ужасное состояние! Я, конечно, говорю только о себе. Я ненавидела конкурсы начиная с определенного этапа. В ранней юности мне было азартно, но это длилось недолго. Потом я начала относиться к ним как к неприятной повинности. И как только у меня появилась возможность от них отказаться, просто сказала себе: «Хватит, я больше не хочу». Перед концертами страхи самые разные: от паники до полного спокойствия. Панику я не люблю, а вот позитивное волнение очень люблю. Мне нравится состояние, когда хочется выйти на сцену и скорее вынести то, что есть внутри. Главное, чтобы страх не сковывал.

– Часто исполнители копируют манеру игры того или иного исполнителя. Как найти что-то свое?

– Записи мэтров вызывают у молодых музыкантов желание подражать. У зрелых исполнителей такие желания не возникают, могу вас заверить. Я, например, иной раз лучше не послушаю чью-то запись, чем послушаю много разных.

– Вам больше нравится выступать сольно или с оркестром?

– Могу сказать вам точно, что самое приятное – игра в камерном ансамбле, это курорт. С оркестром требуется больше масштабности, больше ораторства. Сольный же концерт – очень интимное высказывание, чаще всего он требует в разы больше эмоциональных затрат, потому что ты один перед публикой, как будто находишься под рентгеном – ничего не скроешь. С оркестром можно иногда и спрятаться, а иногда можно попасть в общую волну, и это несравненные ощущения. Все это тонкие материи, и говорить об этом можно очень долго.

В искусстве иногда случается такое, что люди по-разному воспринимают, по-разному мыслят, будучи каждый со своей стороны профессионалом. В этом и заключается сложность судейства

– А что вы «делаете», о чем думаете в процессе исполнения?

– Прекрасно бы прозвучало в интервью, если бы я сказала: «Знаете, во время концерта я нахожусь на седьмом небе, и разговариваю с ангелами, и порхаю в каких-то райских кущах». Это совершенно не так. Во время концерта меня могут занимать совершенно разные вещи, начиная от высоты стула до освещения. В идеале, это все продумывается на репетиции, но бывают и неожиданности. Если удается от этого всего отрешиться и полностью заняться творчеством… Для этого столько всего нужно, чтобы совпало! Чудесный инструмент, тихая публика без телефонов и кашля, хотя я не очень к этому чувствительна. Но если действительно удается побывать в этих райских кущах, то это счастливые концерты. Помимо этого, есть огромное количество вещей, о которых приходится помнить. В концерте Рахманинова, например, тридцать тысяч нот! И чтобы их все сыграть, нужно их все выучить наизусть и в нужное время воспроизвести (смеется). Я тут начинаю немного шутить сама над собой, но там действительно безумное количество задач и, когда меня спрашивают, как долго я готовлю свою программу, отвечаю: «Всю жизнь». То, что я делаю за инструментом с четырех лет, послужило тому, кем я сейчас являюсь.

– Я слышала, что вы увлекаетесь горными лыжами. Скоро зима, планируете в этом году встать на лыжи?

– Спорт – это то, на что у меня никогда не хватает времени. Я убеждена, что наша профессия все-таки немного приносит вред организму. Иногда у меня шея болит. Я очень хочу успевать ходить хотя бы на йогу, которую очень уважаю. Я чувствую пользу от нее, но, к сожалению, не научилась тайм-менеджменту и у меня не на все хватает времени. В этом направлении хочу развиваться. Да, я люблю горные лыжи, но для меня это, скорее, прогулочный вид спорта. Мне достаточно увидеть вокруг себя горы с белым снегом, елки и сосны с прекрасными укатанными трассами… Меня как раз ждет Сочи в конце января.