…Казань, приемный покой ДРКБ. Рабочий день в разгаре. Перед входом в больницу останавливается «скорая», медсестра с каталкой уже ждет у двери маленького пациента. Двухлетнюю малышку привезли с подозрением на отравление лекарствами. У мамы трясутся губы, а девочка все еще держит в ручонке пустой пузырек из-под сильнейшего препарата. Признаков отравления у девочки пока нет, но расслабляться еще рано.

Малышку забирают в кабинет для осмотра, врач в это время общается с мамой.

– Сколько таблеток было в пузырьке?

 – Ой, я не знаю, – плачет женщина. – Я вошла на кухню, а она сидит на полу, вокруг нее лекарства из коробки разбросаны, в руке – пустой пузырек. Я испугалась и «скорую» вызвала.

В этот момент у нее в кармане звонит мобильный.

– Да, мама. Мы в больнице. Как ты говоришь? Ну да… Так он пустой был уже? Я перезвоню…

Женщина распахивает двери в процедурный кабинет:

– Она не пила таблетки, я ошиблась!

В общем, похоже, обошлось. Из разговора с бабушкой становится понятно, что злополучный пузырек был пуст. Промывание отменяется?

На сутки девочку вместе с мамой все же оставляют в стационаре, чтобы понаблюдать за ее состоянием. Лекарств на полу было много, может, и проглотила девчушка пару таблеток?

Пока медсестра заполняет необходимые документы, на диво быстро оправившаяся от шока мамочка щебечет по мобильнику, рассказывая кому-то о том, как она напугалась.

– Вот сначала маме расскажет, потом подругам, – говорит заведующая приемно-диагностическим отделением ДРКБ Юлия Кадырова. – И так до вечера с трубкой не расстанется. Знаете, сколько детских проблем из-за телефона и компьютера? Пока мамочка в Интернете «чатится», бог знает что может произойти. Из окон дети выпадают, обвариваются. Вот вам обратная сторона прогресса…

Я вспоминаю страшный случай прошлого года, когда из окна выпал двухлетний ребенок, и лишь фантастическое везение и героические усилия медиков спасли малышу жизнь. Но ведь не отнимешь же у всех молодых мам телефоны и доступ к Интернету?

А жизнь в приемном покое ДРКБ бурлит, как водоворот. Пожалуй, самой большой популярностью пользуются хирурги. Вот представьте: три специалиста принимают, а очередь у кабинета не уменьшается. Мы входим в кабинет в тот момент, когда все трое хирургов втолковывают испуганной женщине, что аппендицита у ее сына быть не может:

Алгоритм действий при поступлении экстренного пациента отработан до мелочей. Например, все двери работают в автоматическом режиме, распахиваясь перед каталкой как по волшебству

– В вашем случае рецидива нет! – устало говорит Ильдус Вильсорович Гирфанов, как значится на бейдже на его халате. Всмотревшись в непонимающее лицо мамочки, поясняет проще:

– Если один раз аппендикс удалили, то он больше уже не вырастет!

– А почему тогда живот у него болит так же, как в прошлый раз, перед удалением? – не сдается женщина.

– Потому что много болезней дают похожие боли в животе, – терпеливо поясняет хирург. – От неправильного питания знаете какие проблемы могут быть? Когда заболело-то?

– Сегодня утром.

– Контрольной никакой сегодня нет? – как бы случайно интересуется у мальчишки Гирфанов.

– По английскому, – выдавливает второклассник Сережа. – А вы откуда знаете?

– Так это ты мне врешь? – взвивается дама. – А я с работы отпрашивалась! Ну ты получишь дома…

– Пусть мальчик за дверью подождет.

Когда Сережа выходит в коридор, врач обращается к маме:

– Если он просто сочиняет, не хочет на контрольную идти, это полбеды. Как говорится, вопрос воспитания. Хуже, если из-за боязни получить двойку у него и вправду спазмы в животе начинаются. И не думайте, что все так просто. Сегодня больше половины заболеваний можно отнести к разряду психосоматических, когда «придуманная» болезнь постепенно превращается в настоящую. Тут важно момент не упустить, так что обязательно проконсультируйтесь у психолога. А почему вы, кстати, к участковому хирургу не пошли?

– А, там за месяц на прием записывают, – машет рукой женщина. – Да и надежнее здесь, все говорят, что в ДРКБ – лучшие специалисты.

– Вот так рассуждают многие, – тихо говорит мне Юлия Кадырова. – В результате в день через приемный покой проходят минимум двести, а бывает, и до трехсот детей. И только сорок процентов из них действительно нуждаются в госпитализации.

– Я уже давно переименовал для себя ДРКБ в клинику «Добро пожаловать», – без раздражения констатирует Гирфанов. – С одной стороны, это неправильно – сюда должны доставлять пациентов, действительно нуждающихся в нашей помощи. Нагрузка на врачей выросла в разы. И страшно это не только переутомлением медиков, в конце концов, мы сами выбрали эту профессию. Принцип, которому научили меня в свое время отец и бабушка – оба хирурги: никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах не отказывай в помощи больному. Даже если он не твоего профиля.

По этому же принципу действует вся Детская республиканская клиническая больница. Врач, работающий с детьми, должен знать все. Из нашего приемного покоя ребенок без диагноза не уходит. Я сам чего-то не пойму – поведу к коллегам, вызову консультанта. Мама должна иметь на руках расписанный алгоритм лечения хотя бы на первоначальном этапе. Но, с другой стороны, это скорее дело поликлиники. Пока мы занимаемся, по сути, поликлиническим пациентом, в очереди может страдать тот, кому действительно нужна наша помощь.

– Почему нагрузка выросла в разы?

– Поликлиническое отделение не берет ответственность на себя, проще перенаправить к нам. Не видя ребенка, прямо из регистратуры: «Езжайте в ДРКБ, там помогут». Поможем, но зачем тогда первичное звено? Нарушаем систему здравоохранения. Честное слово, за державу обидно, ведь специалисты-то у нас лучшие в мире, – говорит Ильдус Вильсорович.

– Говорят, наши врачи за рубежом не котируются.

– Ерунда. Конечно, специалисты тоже разные, в семье не без урода, как говорится. Но средний уровень очень приличный – у тех, кто уже успел поработать. А вот подтвердить квалификацию сложно. Из пятерых моих приятелей, хороших врачей, это удалось двоим.

– Что же так?

– Там своя система, для нашего человека порой непонятная. Тесты общего характера, не специальные. К примеру, один из вопросов: «Ваши действия в случае, если коллега допустил ошибку». Варианты ответов: а) сделаете ему замечание, б) сделаете вид, что не заметили, и окажете помощь сами, в) немедленно сообщите об этом администрации. Наши чаще «делают замечание» и «помогают». А надо, оказывается, выбрать вариант  «стучать» в нашем понимании. Вот и пролетает наш специалист мимо квалификации, еще не дойдя до проверки профессиональных навыков и знаний…

Хирургическую помощь детям по неотложке оказывают только в ДРКБ. Тяжелые политравмы – тоже сюда. По нейрохирургии – вторник, пятница и воскресенье, по остальным – в КНИТО, ныне травмоцентр РКБ. Круглосуточно здесь дежурят хирурги всех профилей, специалисты отделений – офтальмологи, челюстно-лицевые, нейрохирурги, лор-врачи

Нашу философскую беседу прерывает вошедший в кабинет лысоватый кругленький мужчина лет пятидесяти.

– Доктор, вы меня не узнаете?

Ильдус Вильсорович честно всматривается в пациента.

– Нет.

– Ну вот, – огорчается вошедший. – Вы мне аппендицит удаляли в пятом классе. А сейчас я к вам своего привел – по-моему, у него тоже аппендицит…

Мужчина вытаскивает из-за спины свою уменьшенную копию, разве что без лысины.

– А я недавно в Интернете прочитал, что вы признаны лучшим детским хирургом России 2015 года, так, думаю, заехать нужно, поздравить. Ну и порадовался – значит, вы по-прежнему в ДРКБ работаете, так что заодно своего младшего покажу.

Мы прощаемся с именитым доктором и продолжаем экскурсию по приемному отделению.

– Днем здесь работают три хирурга, ночью – один, но в экстренной ситуации готов включиться дежурный из стационара, – говорит Юлия Кадырова. – В таком случае нам сообщают – по «скорой» или из реанимобиля, – что везут тяжелого ребенка.

Алгоритм действий при поступлении экстренного пациента отработан до мелочей. Например, все двери работают в автоматическом режиме, распахиваясь перед каталкой как по волшебству. Противошоковая палата, где круглосуточно дежурит медсестра, в подготовке не нуждается. Приборы всегда в режиме ожидания и готовы к работе. Работает специальная вентиляция, подается стерильный воздух.

– Это какая буква? А это? – спрашивает офтальмолог у перепуганной девочки лет шести, указывая на самую верхнюю строчку таблицы проверки зрения, где красуются огромные Ш и Б. – А буквы-то она у вас знает? – интересуется врач у не менее испуганной мамы.

– Знает…

– Тогда она и вправду ничего не видит.

В день через приемный покой проходят минимум двести, а бывает, и до трехсот детей. И только сорок процентов из них действительно нуждаются в госпитализации

– Доктор, это на нервной почве, да? Я только забрать у нее хотела телефон – он разряжается, а она уже два часа играет, – мама уже на грани истерики. – Неужели теперь операцию делать?

– Подождите, – врач успокаивающе машет рукой, закапывает в глаза девочке капли и отправляет ее вместе с мамой полчаса погулять в коридоре. И тут же вызывает следующего пациента.

Мы со Светланой Шкановой тихонько выходим в коридор, чтобы она рассказала мне подробности случившегося. Светлане можно верить – как-никак дипломированный педиатр, а сейчас специалист по связям с общественностью ДРКБ.

– Девочку только что привезла в больницу мама, – поясняет Светлана. – Малышка как-то странно ориентируется в пространстве, будто действительно не видит.

Через полчаса девочка уже с интересом оглядывается по сторонам, да и мама вроде успокоилась. Повторный тест на зрение проходит с блеском – стандартная «единичка». Так что же случилось полчаса назад?

– Расфокусировка зрения произошла у ребенка из-за чрезмерного напряжения глаз, – поясняет врач. – С помощью капель нам удалось расслабить мышцы, некоторое время спустя зрение восстановилось. Но так будет не всегда.

Я вспоминаю, как после восьмичасового сидения за компьютером по пути домой номера идущей впереди машины слегка двоятся…

 Врач, работающий с детьми, должен знать все. Из нашего приемного покоя ребенок без диагноза не уходит

Глазные мышцы взрослого человека уже укреплены, но и его зрение портится. Но тут уж ничего не поделаешь – работа. Но ради чего дети портят глаза? Они не понимают, но должны понимать взрослые. А то ведь ребенку подсовывают телефон с игрой – лишь бы не мешал и не лез куда не надо, и он сидит, глаза портит. А ведь все знают, что лет до десяти за компьютером ребенок может проводить не более 15 минут в день. Это допустимый предел. Только кто его соблюдает?

Я вспоминаю, с каким восхищением моя соседка рассказывает, как ее четырехлетний внук самостоятельно включает компьютер, а двухлетняя внучка засыпает с телефоном, по которому отец рассказывает ей сказку на ночь, и понимаю: жертвы прогресса только начинаются. 

Рабочий день приемного покоя в ДРКБ идет своим чередом. Я ухожу, чтобы не отвлекать врачей. Позвонив вечером, узнаю: в этот день здесь были приняты 284 ребенка. Госпитализирована едва ли треть из них. Обычная история…