О нелегкой судьбе «детей войны»

Когда человек любит жизнь и людей – это прекрасно. Когда человек искренне любит жизнь и людей, немало повидав на своем веку и столкнувшись с оглушающей несправедливостью, – это достойно уважения вдвойне. Асие-апе на днях исполнилось 89 лет. Она никогда ни про кого не говорит плохо, умеет радоваться простым вещам и старается сделать что-то полезное, приятное, помочь тем, кто рядом.

Асия Муртазовна Альметьева много лет живет в Елабуге, а родилась она в большом селе Морты Елабужского района. В семье было пятеро детей. Асия-апа помнит войну, а самое ранящее воспоминание всей жизни – арест отца, реабилитированного через долгие десять лет заключения.

Впрочем, дадим слово ей самой и послушаем рассказ о простой и сложной одновременно жизни. Жизни человека, сохранившего оптимизм и надежду.

СТРОГОСТЬ И ЛЮБОВЬ

Атмосфера в семье была дружная. Отца звали Муртаза Ахметович, он всегда был для нас примером. Был честный, не любил лжи – тот, кто врет, его враг номер один. Очень трудолюбивый. Любил нас. Вроде бы и строгий был, но закрывал глаза на наши шалости. Только вот ругал, если мы ходили босиком, – боялся, что простудимся.

А мама Миннафа Рахимовна была действительно строгая, не разрешала баловаться. Мы ей помогали по хозяйству, куда мама – туда и мы. Я пол мыла, ходила за водой на речку, гусей пасла, полола огород. Но чтобы заставляли работать – такого не было. Я была слабенькой, родители меня берегли.

Когда война началась, стало голодно. Старший брат ушел на фронт. Отец по работе был очень загружен. Приходилось следить, чтобы не воровали зерно, с руководства спрашивали за каждый колосок. На войну его не призвали, ему было уже больше пятидесяти лет

Спиртного родители никогда не пили. А вот гостей встречать отец очень любил, им мог и рюмочку налить.

Мама рукоделием успевала заниматься, вязала кофты, платки. Отец в молодости работал пекарем. А потом стал заместителем председателя колхоза «8 Марта». Мама тоже работала в колхозе, на сепараторе. Бедности мы не знали, но жили небогато. Дом и корова – больше и не было ничего.

Когда война началась, стало голодно. Старший брат ушел на фронт. Отец по работе был очень загружен. Приходилось следить, чтобы не воровали зерно, с руководства спрашивали за каждый колосок. На войну его не призвали, ему было уже больше пятидесяти лет.

НЕ ПЛАЧЬ, МЕНЯ ОТПУСТЯТ

Это случилось в 1944 году. Мне тогда было четырнадцать лет, я все помню очень хорошо.

Они пришли ночью, когда мы спали. Это были трое мужчин, двое наших, деревенских, и один, видимо, из органов госбезопасности. Папу начали обыскивать, по карманам шарить. Вот это я никогда не забуду! Искали что-то, но ничего не нашли, кроме мундштука.

Потом пришли понятые с милицией, стали обыскивать дом, рыться везде. Не знаю, что они искали, только тоже ничего не нашли. После этого сказали отцу: пойдемте с нами. Мы все заревели. Сестренке семь лет было, она еще не понимала, что к чему. Папу увели. А у мамы случился сердечный приступ.

Отца отвели в сельсовет. Дескать, может быть, отпустим. Но не отпускали. Я вскоре побежала туда, а его уже закрыли в отдельное помещение. Я в слезы, а папа мне: «Не плачь, кызым, разберутся, отпустят. Я завтра-послезавтра приду. Это ошибка какая-то».

Да, ошибка. Длиной в десять лет…

Мы так и не узнали, почему это произошло. Есть только предположения. Отец ведь тогда проверял всех, кто работал с зерном, чтобы не воровали. И кто-то из женщин сказал: вот вы наши карманы проверяете, а у нас мужья на фронте воюют. Отец ответил, что война есть война, вы молитесь, чтобы они живыми-здоровыми пришли. Сказал, что и сам воевал и был в плену (в прошлые войны), но ведь вернулся и все хорошо.

Наверное, за эти слова его и посадили, я так думаю. Что-то нашли плохое в этом, тогда ведь подозрительно относились к тем, кто в плен попадал. Но достоверно никто не знает, что стало причиной.

ДОРОГА НА ОСТРОВ

Отца поместили в елабужскую тюрьму (это здание до сих пор сохранилось, долгие годы в нем размещался техфак Елабужского пединститута. – Прим. авт.). Я ходила пешком за 25 километров, носила ему передачи.

Однажды он через кого-то переправил мне записку: кызым, как передачу отдашь, беги к фонтану, я тебя увижу. Там был фонтан неподалеку. Я закричала: атый! Кричу, а сама бегу. Долго-долго стояла у фонтана, чтобы папка меня увидел. Наверное, была какая-то щелочка или окно, через которые он мог посмотреть.

Наш дом забрали под избу-читальню и под контору, нас не спросили. Мы ютились в кухоньке, спали на лавках. Но это и хорошо – было тепло, иначе чем бы дом отапливали? И уроки вечерами учили за удобными столами. Мама болела, была инвалидом второй группы, но продолжала работать, ей потом и медаль дали – трудовой фронт, как-никак…

«Я с отцом до сих пор разговариваю. И как-то легче на душе становится. Дети часто говорят: почему ты все время про бабая говоришь? А я часто его вспоминаю. Он меня любил, жалел. И я его любила»

Отношение соседей к нам вроде бы не изменилось, но уж если кто рассердится, кидали такие слова: «дети врага народа». Этот ярлык всегда на нас висел, даже после того, как отца реабилитировали. Мы стали незащищенными. Мама за нас боялась, предупреждала: будьте осторожны, лишнего не говорите, с людьми не спорьте, а то меня посадят, а за мной – вас.

Почти год отец провел в этой тюрьме, а в 1945 году был суд. После этого его под конвоем отправили в Свияжск, где он отбывал срок. Я и туда ездила, видела лагерь для заключенных. Дороги на остров часто не было, добираться приходилось на лодке. Доезжала до станции Васильево, до утра там сидела. Искала, кто меня переправит. Страшно, река широкая! И платить за перевозку надо. А ведь попадались мне люди хорошие! Жалели, наверное, маленькую девчонку. Помогали, согревали.

Надо было все это записывать. И о людях тех память сохранить… Но разве же я думала об этом? Как передачу отдать, как потом до дома добраться – вот о чем все мысли были.

РАЗГОВОР С ОТЦОМ

Отец вышел на свободу спустя десять лет, в 1955-м. Вернулся больным, с астмой. Но стал работать, даже домик небольшой поставил. О тюрьме молчал, ничего никогда не рассказывал.

В 1961 году отца реабилитировали. Помню, идет, несет реабилитационную бумагу в папке, его всего трясет. «Вот, доченька, я тебе сказал – разберутся. Но разобрались поздно, вы уже выросли. Из-за меня столько мучились. Простите!»

За все, что в нашей жизни было плохо, он себя винил. Считал, что если бы не тот арест, я бы счастливой была, выучилась бы…

Я окончила только восемь классов, возможности учиться дальше не было. С шестнадцати лет работала телефонисткой, одновременно – на почте телеграфисткой. Это очень ответственная работа.

В 1961 году отца реабилитировали. Помню, идет, несет реабилитационную бумагу в папке, его всего трясет. «Вот, доченька, я тебе сказал – разберутся. Но разобрались поздно, вы уже выросли. Из-за меня столько мучились. Простите!»

Когда вышла замуж, переехала в Елабугу. Здесь хотела продолжить работать в отрасли связи. Но пока ждала из Казани документы о переводе, устроилась в торговую организацию ученицей. Так в торговле и осталась, проработала до пенсии.

С мужем сначала скитались по частным квартирам. В 1964 году эту квартиру получила. Слава богу, сейчас я живу как в раю! Дети хорошие, внуки. Как случившееся с отцом повлияло на меня? Во-первых, было очень больно долгое время. Когда отец вернулся – радость, но его было очень жалко. Слава богу, реабилитировали при жизни. Как он был рад тому, что справедливость восстановлена!

Я с отцом до сих пор разговариваю. И как-то легче на душе становится. Дети часто говорят: почему ты все время про бабая говоришь? А я часто его вспоминаю. Он меня любил, жалел. И я его любила.

Очень хочу, чтобы такое не повторялось никогда. Чтобы таких ошибок не допускали. Чтобы справедливость была!

* * *

Асия-апа протягивает маленькие мягкие руки, обнимает меня.

Какими бы ни были воспоминания, хорошее всегда перевешивает. Тех, кто к ней заглянул, она всегда готова согреть добрым словом. «Пусть вас Бог бережет, пусть вам будет удача, даю вам свое тепло», – говорит она.