В этом году Михаилу Девятаеву исполнилось бы сто лет

Его подвиг в годы войны – самый известный, почти хрестоматийный. О нем написано, казалось бы, все. И тем не менее его обстоятельства продолжают волновать и вызывать вопросы. А историки даже назвали этот подвиг чудом…

Вражеский бомбардировщик «Хенкель-111», управление которым он освоил практически уже в воздухе, не смогли сбить ни поднятые по тревоге немецкие истребители, ни советские зенитки. Верный шанс расстрелять беглеца и девятерых его спутников в упор был у попавшегося им навстречу «Фокке-Вульфа», но у возвращавшегося на аэродром фашистского самолета бензобак был пуст, боекомплект израсходован.

Приземлившись по другую сторону фронта, экипаж в полосатых робах передал своим точные координаты ракетных установок «Фау-2», благодаря чему засекреченный полигон был вскоре разгромлен. Когда об этом доложили Герингу, тот пришел в ярость и приказал отдать под трибунал лагерное начальство Пенемюнде.

Почему после побега из немецкого концлагеря Михаилу Девятаеву вновь пришлось вернуться на лагерные нары? Как получилось, что летчик, воевавший в дивизии легендарного Покрышкина, после войны больше ни разу не поднялся в небо? Кто представил его к званию Героя Советского Союза спустя двенадцать лет после подвига? Об этом и многом другом мы вспоминаем в год столетия Девятаева вместе с его бывшими товарищами по работе в Казанском речном порту.

ГЕРОИ-РЕЧНИКИ

Александр Власенко возглавляет совет ветеранов казанских речников уже более десяти лет. А когда-то ему довелось проработать плечом к плечу с Михаилом Девятаевым. Сегодня Александр Иосифович является заведующим музеем речного флота Казани.

– Михаил Петрович после Победы трудился в порту с 1946 по 1974 год, – напоминает Александр Власенко и демонстрирует личные документы Героя Советского Союза.

Проведя меня по экспозиции и рассказав о наиболее ценных экспонатах, Александр Власенко протягивает небольшую брошюру.

– Вот результат многих лет наших поисков, – говорит он. – По уточненным данным, с войны не вернулись 47 казанских речников, 36 работников продолжали трудиться в речном порту после Дня Победы. В книге повествуется обо всех них. Издали к 70-летию Великой Победы на средства родной компании «Татфлот».

Несмотря на свою известность, Девятаев никогда не требовал для себя особых условий – трудился наравне со всеми. И после того как ушел на пенсию, не забывал навещать родной коллектив – интересовался его проблемами и радовался успехам

Название книги – «Бессмертный полк казанских речников». Перелистываю ее страницы.

– Вот, например, Вали Бариев, –  поясняет мой собеседник. – Ушел на войну в 1941 году в составе 337-й стрелковой дивизии, которую сформировали в Казани. Был связистом во взводе разведки. Встретив Победу, Вали Бариев вернулся в Казань и сразу же отправился на свое прежнее рабочее место – в порт, где ему доверили возглавить бригаду грузчиков. Затем он вышел с инициативой сформировать у нас комплексные бригады. Его почин нашел масштабное воплощение по всей стране.

– Мы бережно храним воспоминания Алексея Костина, фронтовика, а затем начальника речного порта, – говорит Александр Власенко. – За годы войны он неоднократно попадал в фашистский плен, совершал побеги и вновь возвращался на передовую.

Алексей Михайлович не раз рассказывал, какой известностью пользовался Михаил Девятаев: летом он добросовестно плавал на «Ракете», а зимой выезжал по приглашениям в самые отдаленные уголки страны. А однажды Костину позвонил первый секретарь Сахалинского обкома партии, чтобы Девятаеву разрешили остаться на острове еще на пару-тройку дней. Несмотря на свою известность, Девятаев никогда не требовал для себя особых условий – трудился наравне со всеми. И после того как ушел на пенсию, не забывал навещать родной коллектив – интересовался его проблемами и радовался успехам.

О своем побеге из плена Девятаев никогда особо не распространялся, свидетельствует Александр Власенко. Большинство его товарищей «открыли» этот факт из биографии Михаила Петровича уже после присвоения ему звания Героя Советского Союза.

– Да и позднее Девятаев рассказывал о военном прошлом разве что на встречах со школьниками, которых он так любил, – уточняет мой собеседник. – Мы, его коллеги, упрашивали написать о войне книгу.

И книга появилась.

«МОРДВИН» СТАЛ НИКИТЕНКО

В конце Великой Отечественной войны побеги заключенных из немецких концлагерей случались довольно часто. Но случай с Девятаевым в буквальном смысле повлиял на ход войны. Группа летчика Михаила Девятаева, удивительным образом избежавшего смерти, не только сумела вырваться из плена и угнать самолет, но и рассекретить немецкое чудо-оружие, с помощью которого Гитлер рассчитывал переломить ход войны.

Полигон Пенемюнде, который располагался на острове Узедом в Балтийском море, считался местом рождения легендарных ракет «Фау‑1» и «Фау-2», а также нескольких самых современных на тот момент самолетов. В систему полигона также входил концентрационный лагерь, узники которого использовались немцами для выполнения черновой работы. Именно в этом лагере и содержался Михаил Девятаев…

Девятаев родился в 1917 году в простой крестьянской семье, где был тринадцатым ребенком. По национальности – мокшанин. Как и многие советские подростки в 1930-е годы, он увлекался авиацией, посещал аэроклуб. Эта тяга к небу во многом предопределила его будущую военную специальность – в 1940 году Михаил окончил Чкаловскую военно-авиационную школу летчиков. На фронт попал с первых дней войны, 24 июня 1941 года уже записал на свой счет первого сбитого – пикирующий бомбардировщик «Штука» (Junkers Ju 87).

Всего же до своего попадания в плен в июле 1944 года «Мордвин», как его называли боевые товарищи, сбил девять вражеских самолетов и успел полетать под начальством трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина.

В плену Девятаев несколько раз подвергался допросам и пыткам, после чего его и других пленных летчиков конвоировали в Лодзинский лагерь военнопленных. Спустя месяц после пленения 13 августа 1944 года «Мордвин» и еще несколько человек совершают побег из лагеря, но довольно скоро их ловят и переводят в категорию «смертников». На следующий день их в специальных робах с нашивками отправляют в печально известный лагерь Заксенхаузен.

Казалось, здесь все и закончится для славного летчика Девятаева, но сочувствующий пленнику лагерный парикмахер подменил номер его нашивки, превратив смертника в обычного узника. За несколько дней до прихода новой партии заключенных в лагере от голода и болезней умер врач Никитенко, его идентификационный номер был аккуратно срезан цирюльником с робы. Вместе с новым номером появилась и новое имя – Григорий Никитенко, под которым «Мордвин» и переведен в лагерь Пенемюнде.

ПАДАЮЩАЯ ШТАНГА

В своих прижизненных интервью Девятаев говорил, что бежать из лагеря на самолете он решил в первые же минуты своего прибытия на Узедом. Ему, с детства увлекающемуся самолетами, показалось довольно просто угнать условный «Юнкерс» из-под носа охраны. Теперь осталось подобрать себе команду, проверенных людей, которые и под пытками не выдадут информацию о будущем побеге.

Всего таких подобралось девять человек, кто-то работал недалеко от аэродрома, кто-то имел связи с конвоирами, и все без исключения молчали о будущем побеге. Да и как можно было предать своих товарищей, если у каждого, кто вошел в этот список беглецов, были свои личные счеты с немцами? Например, Немченко при допросах и пытках выбили глаз, Урбанович попал в лагерь еще мальчиком в 1941‑м, а Кривоногов не знал, что такое страх и в предыдущем лагере даже убил у всех на глазах местного полицая.

Следующие месяцы до побега Девятаев старался незаметно изучать приборные панели самолетов, которые ремонтировались в соседних бараках. Тогда же он узнал от старых заключенных об испытаниях немецкого оружия, а потом увидел их сам.

«– Опять будет падать штанга с неба, – сказал работавший рядом со мной человек.

– Какая штанга? – спросил я.

– Сейчас увидишь, – послышался ответ, и тут же кто-то объяснил:

– Реактивный выпустят.

И действительно, через несколько минут появился на высоких шасси, с широко разведенными крыльями неизвестный мне по своей конструкции самолет. Нам приказали прекратить работу и спуститься в ямы, которые были заранее подготовлены для этой цели. Охранники с собаками встали над нами. Я услышал, как заревел один, потом другой двигатели… Смотрю, а кругов от воздушного винта не вижу… Звук мотора тоже необычный – какой-то шипящий, со свистом.

Вот самолет быстро пробежал и оторвался от земли. В воздухе уже от него отделилось что-то, похожее на шасси или штангу, и упало в море. Сделав на огромной скорости два круга, самолет зашел на посадку и приземлился. Еще одна тайна острова: реактивный самолет. Может быть, это и есть «чудо-оружие» Гитлера, о котором нам неоднократно говорили пропагандисты Геббельса. «Знают ли о нем в Москве?» – спрашивал я сам себя».

(Здесь и далее использованы материалы из книги Михаила Девятаева «Полет к солнцу»).

ДЕСЯТЬ ДНЕЙ «ЖИЗНИ»

Первоначально побег планировали осуществить ближе к марту 1945 года, уже выбрали себе самолет – бомбардировщик Heinkel He 111, достаточно вместительный для десяти человек, но бежать, а точнее, лететь, пришлось раньше…

В концлагерях существовали банды заключенных, которые думали, что целиком и полностью управляют всеми остальными. Их действия поощрялись немецкой администрацией, которой было выгодно иметь свои глаза и уши внутри бараков. Но, помимо доносов, у этих банд была еще одна, страшная функция – «Десять дней жизни». Вот как об этом вспоминал сам Михаил Девятаев:

«Десять дней жизни» – это формула самосуда, самочинная расправа групп­ки бандитов-заключенных. Они выбирали себе жертву по указанию коменданта или охраны и в угоду им убивали ее, уничтожали варварским способом. Кто проявлял недовольство лагерными порядками, кто носил на груди красный («политический») винкель, кто сопротивлялся ограблению, кто сказал не так – тот попадал во власть банды головорезов.

Девять дней «виновного» истязали всеми способами, какие только могли придумать изуверы, а если тот еще оставался в живых, на десятый день его приканчивали. Заводилы имели право бить обреченного как угодно, когда угодно и так, чтобы свои последние десять дней тот прожил только в муках, в бреду, в полубессознательном состоянии. Чем сильнее он страдал, тем выше была награда за работу изуверов».

В сентябре 1945-го Сергей Королев прибыл на Узедом за дополнительной информацией о секретных разработках вермахта, и кто-то из особистов вспомнил, что в фильтрационном лагере неподалеку сидит летчик, бежавший с того самого сверхсекретного острова… На бывшем полигоне Пенемюнде знаменитый советский авиаконструктор с Девятаевым вместе проведут несколько дней

Неудивительно, что заключенные боялись подобного исхода значительно больше, чем «гуманного» расстрела. За несколько недель до побега близкий друг Девятаева уже стал жертвой такого самосуда. И вот «Десять дней» выписывают для него самого. Причиной стала драка с одним из заключенных, Костей-морячком. Его резкие слова: «А мне какая разница, где жить! Водка, девушка и деньги!» – не раз выводили из себя других узников, для которых домом была оставленная на родине семья.

И однажды Девятаев не стерпел, ударил обидчика, но был тут же зверски избит. Очнувшись, он понял, что оставшиеся девять дней «приговора» пережить не сможет и, чем скорее они с товарищами угонят самолет – тем лучше. Спустя еще три дня побоев и издевательств окончательный план побега был готов.

Утром 8 февраля 1945 года будущие беглецы выменяли себе места в двух рабочих бригадах по пять человек. Обычная задача таких групп – уборка аэродрома, подходить к самолетам им было категорически запрещено. Но беглецы сообщили часовому, что им дана задача отремонтировать земляной ров-капонир. Когда надзиратель удалился, группа по сигналу перешла к активным действиям. Кривоногов по сигналу убил заточкой конвоира, и теперь в радиусе ста метров кроме них и самолета никого не было. Быстро стянули чехлы с моторов «хейнкеля», Девятаев прыгнул на место пилота, попытался завести моторы – тишина, оказывается, у машины отсутствовал аккумулятор!

Каждая минута промедления приближала заключенных к смерти за побег, поэтому действовали молниеносно. Всего за пять минут нашли тележку с аккумулятором и, наконец, завели мотор!

ВЗЛЕТ В НИКУДА

«Плавно нажимаю на кнопку стартера. Мотор зашумел жу-жу-жу! Спокойно включаю «лапкой» зажигание, мотор несколько раз фыркнул и загудел. Увеличиваю газ – заревел. Круг винта стал чистым, прозрачным. Друзья от восторга дают в плечи радост­ные легкие пинки».

Машина разгоняется, минует вахтманов, садящиеся «юнкерсы» и… чуть не падает с обрыва в море. Даже на самой максимальной скорости она никак не идет вверх. Только спустя несколько минут Девятаев догадался, что мешают триммеры руля, у незнакомой машины они установлены в режиме «на посадку». Новый разгон, но теперь на взлетной полосе уже бегают немцы, явно догадывающиеся, что с самолетом, а может, и с пилотом, что-то не так, сейчас они преградили живой цепью полосу.

«Они не ожидали, что «хейнкель» двинет на них. Да их же давит летчик-заключенный! Они бросились врассыпную. Те, что были дальше и которым ничего не угрожало, вынимали из кобуры пистолеты. Другие бежали к своим зениткам. Но время было выиграно, только время, а не победа. Самолет снова мчался на тот конец аэродрома, с которого мы начинали взлет».

С помощью товарищей (полуголодных, обессиленных!) Девятаев все-таки смог вытянуть штурвал на себя, и самолет оторвался от земли, полетел! Но полетел неуверенно, слишком быстро стал набирать высоту и терять скорость, пришлось наугад искать триммер высоты, и лишь после этого грузный бомбардировщик стал быстро удаляться от злосчастного Пенемюнде.

Девятаев и его товарищи исчезли в облаках. По солнцу они смогли сориентироваться и вскоре уже приблизились к линии фронта, где по ним открыли огонь советские зенитные орудия. Пришлось вынужденно посадить самолет в поле, недалеко от города Вольдемберга, уже на территории, контролируемой Красной Армией.

«ТОВАРИЩ СЕРГЕЕВ»

Однако Родина не жаловала бывших пленных. Михаил Девятаев вновь отправился за колючую проволоку – в знакомый до боли Заксенхаузен, где в то время уже находился советский фильтрационный лагерь.

– Семеро его товарищей, которые были рядовыми либо не служили вообще, через месяц были отправлены на фронт. До Победы дожил лишь один из них. А офицеры – Девятаев, Иван Кривоногов и Михаил Емец – еще долго находились на проверке. В то время и произошла встреча с Сергеем Королевым – Девятаеву его представили как «товарищ Сергеев», – рассказывает Александр Власенко.

В сентябре 1945-го авиаконструктор прибыл на Узедом за дополнительной информацией о секретных разработках вермахта, и кто-то из особистов вспомнил, что в лагере неподалеку сидит летчик, бежавший с того самого сверхсекретного острова… На бывшем полигоне Пенемюнде они с Девятаевым вместе проведут несколько дней.

Как выяснилось, группе беглецов во главе с Девятаевым получилось ненароком добыть такие сведения и аппаратуру, которую не смогли бы получить и десяток-другой разведчиков. Речь, конечно, шла о первой в мире баллистической ракете «Фау‑2», «оружии возмездия» немцев.

В ноябре 45-го Девятаева, наконец, демобилизовали. Однако следили за ним «органы» еще долго – слишком уж невероятной казалась рассказанная им история о побеге

К тому же из всех стоявших на взлетной полосе самолетов группе Девятаева попался именно тот, в котором была установлена специальная радиоаппаратура для запуска чудо-ракет. Добытые сведения помогли советским конструкторам самим создать первые прототипы баллистических ракет, а впоследствии и создать космическую программу.

Королев, сам ранее испытавший участь заключенного, вскоре отправится в Москву, а Девятаев вернется в лагерный барак. Однако ту встречу авиаконструктор не забыл…

ЗАСЕКРЕЧЕННЫЙ ПОДВИГ

– В ноябре 45-го Девятаева, наконец, демобилизовали. Однако следили за ним «органы» еще долго – слишком уж невероятной казалась рассказанная им история о побеге, – продолжает Александр Власенко. – В документах, которые ему выдали после фильтрации, в графе «военная специальность» стояло «артиллерист». Остается лишь гадать, что это было: ошибка или изысканная месть смершевцев, благодаря которой путь в авиацию Девятаеву был навсегда закрыт. Когда в военкомате он рассказывал, что был на фронте летчиком и сбежал из концлагеря на самолете, ему просто смеялись в лицо.

Для 27-летнего парня – боевого офицера, вернувшегося с войны, – это было трагедией.

В Казани, где в ту пору жила семья, Михаилу Петровичу пришлось устроиться грузчиком, а потом дежурным в речном порту. Позже он много лет трудился там капитаном – водил по Волге суда на подводных крыльях.

Очередной крутой поворот в его судьбе произошел в 1957-м, после успешного запуска первого советского спутника. О подвиге Девятаева и его товарищей вышел очерк в «Литературной газете», а вскоре летчику было присвоено звание Героя Советского Союза.

– То, что награждение Девятаева звездой Героя было «благодарностью» Королева, всего лишь гипотеза, – рассуждает Александр Власенко. – Однако сам он был в этом уверен и мне говорил о том же. Именно на Королева указывают многие обстоятельства.

Например, до сих пор не обнародован наградной лист Девятаева. Несколько лет назад его сын Александр работал в архивной службе Мордовии над биографией отца.

– Александр запросил всевозможные источники, – рассказывает Власенко, – но нигде не обнаружил документов, которые проливали бы свет на предысторию награждения. Это говорит о том, что данные по сей день засекречены. Спрашивается: кто тогда мог представить рядового воина из Казани к награждению? Организовать о нем материал в главные советские газеты? Не забудем: побег из плена в ту пору не считался подвигом…