Свой новый роман «Тобол» презентовал недавно в Казани один из ведущих современных российских писателей Алексей Иванов. На его встрече с читателями в Доме Аксенова маленький актовый зал музея не вместил всех желающих, часть публики стояла в проходах, совсем опоздавшие вынуждены были «подглядывать» за разговором в открытую дверь. Но что характерно: за два часа, пока шла встреча, практически никто не ушел.

Внимание читателей к Иванову совершенно объяснимо: это действительно один из лидеров со­временной литературной России. О чем бы он ни писал – о жизни студенческой общаги в перестройку, о бытовании российского учителя в 90-е или о завоевании русскими Пермского края при Иване III – это всегда точный и образный язык, яркие герои и не отпускающий сюжет.

Алексей Иванов покорил казанских интеллектуалов открытостью, тонким, как бы вскользь, юмором, ответами на вопросы совершенно в стиле своих произведений – когда вроде бы много, долго, но так красиво, образно и глубоко, что завораживает.

ИДЕНТИЧНОСТЬ ПРОТИВ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ

Разумеется, разговор начался с романа «Тобол», жанр которого сам автор обозначил как «роман-пеплум». Пеплумом вообще-то называют исторический фильм со множеством действующих лиц и масштабными историческими событиями. И, собственно, начинался этот роман для Иванова с написания одно­именного сценария. Но в итоге из титров фильма, который вскоре должен выйти на экраны, писатель свою фамилию снял – полагает, что слишком далеко в итоге картина ушла от его сценария. Зато собранный материал позволил написать роман в двух томах, рассказывающий о жизни Сибири в эпоху Петра I.

Придумать идею, которая бы объединила все идентичности, – это задача достаточно искусственная. Россия устроена внутри себя очень сложно, и как можно предлагать какую-либо одну идею для столь разных сообществ?

С «Тобола» разговор плавно перешел на тему региональной идентичности, очень важную в творчестве Иванова. Как он сам признается, «я никогда не пишу романы о каких-либо эпохах, мне интересны миры, замкнутые общности – Пермское княжество XV века, сплав железных караванов на Урале, общество афганцев в Екатеринбурге в 90-х». Идентичность, по Иванову, это система ценностей, выработанная у определенного социума определенными обстоятельствами. Региональные идентичности обусловлены наиболее эффективным способом освоения территории. Если освоение Урала можно было наиболее эффективно проводить с помощью горных заводов, то на Урале формируется горнозаводская идентичность. Есть центрально-русская, упрощенно говоря, крестьянская идентичность, есть южнорусская, казачья. Севернорусская и сибирская – это промысловые идентичности.

А вот поволжской идентичности, отметил Алексей Иванов, отвечая на вопросы аудитории, как таковой нет, потому что Поволжье – это мультикультурный регион, мультиукладная территория, здесь собрались люди разных этносов, религий, и нет ни одной идеи, которая бы объединяла всю Волгу.

Кстати, именно в силу того, что он считает Россию конгломератом региональных идентичностей, Алексей Иванов полагает совершенно неплодотворной задачу поиска национальной идеи:

– Придумать идею, которая бы объединила все идентичности, – это задача достаточно искусственная. Россия устроена внутри себя очень сложно, и как можно предлагать какую-либо одну идею для столь разных сообществ? Все разговоры о национальной идее в конце концов приведут к тоталитаризму, когда власть придумает нам национальную идею, и никуда уже от этого не денешься.

ПОД ЗНАКОМ СЕРИАЛОВ

Раз зашла речь о фильме «Тобол», который писатель так активно не принял, читатели не могли не спросить: а что нравится ему в фильме «Географ глобус пропил»? (Эту экранизацию своего романа Иванов считает удачной.)

– Там роман остался жив, – объяснил писатель. – Дело в том, что я писал его в 1995 году о герое нашего времени. Географ Виктор Служкин – классический тип героя нашего времени, он является отражением главного конфликта эпохи. Чего тогда хотели все? Некоей стабильности. Конечно, каждый понимал под этим что-то свое. Мой герой так определяет свое кредо: «Я хочу не быть никому залогом его счастья и никого не хочу иметь залогом своего счастья, но чтобы люди меня любили и я любил людей. Иного примирения на планете я не вижу». Он ищет примирения, согласия, гармонии.

В свое время Алексей Иванов писал сценарий и к нашумевшему фильму Лунгина «Царь». И тоже, рассказал писатель, в итоге снял с титров свою фамилию – конечный результат его совершенно не устроил

Фильм начали снимать в 2011 году. Сменились эпоха и герои. И режиссер Александр Велединский на основе моего сюжета снял фильм тоже про героя нашего времени, но это немножечко другой герой. Главный конфликт эпохи другой – потребность в свободе. Фильм даже начинается с песни Кипелова «Я свободен». И тот географ, которого играет Хабенский, – это человек, который дарит всем свободу. И не его проблема, что люди ею не умеют пользоваться либо она им не нужна. То, что режиссер отнесся к произведению так, говорит о том, что он настоящий художник.

Вообще, тема кинематографа оказалась неожиданно очень близка писателю. И дело даже не в том, что он писал сценарии к нескольким фильмам. По мнению Иванова, формат современного романа сейчас приходит из кинематографа, причем из драматического сериала.

– Сериалы реально определяют сейчас пути развития литературы, – говорит Алексей Иванов. – В свое время, лет десять назад, мне Валерий Тодоровский сказал, что будущее за сериалами. А по телеку тогда шла какая-то дрянь, аналогичная «Просто Марии». И я удивился этим его словам. А оказывается, он смотрел на западную культуру, как там это развивается. И сейчас все видят, что Тодоровский был прав и сериал становится искусством номер один.

В то же время российский кинематограф у Иванова, как выяснилось, энтузиазма не вызывает. Он считает его режиссерским в худшем смысле слова:

– У нас, к сожалению, режиссер – абсолютный тиран, и он сценарий переписывает, как ему захочется. Поэтому мы не знаем, насколько профессионально работают сценаристы. Такой крен в сторону режиссерского кинематографа у нас зародился еще во времена Тарковского, когда появился авторский кинематограф. И, видимо, у нас до сих пор все режиссеры считают себя Тарковскими. На Западе эта система устроена совсем не так, там драматургическая основа фильмов гораздо крепче, адекватнее и ярче, потому что есть штрафы за отклонение от сценариев, и там есть люди, которые следят за тем, чтобы каждый занимался своей работой, чтобы режиссеры не лезли в работу сценариста, актеры – в работу режиссера… А у нас режиссер – это все, все остальные – никто.

Кстати, в свое время Алексей Иванов писал сценарий и к нашумевшему фильму Лунгина «Царь». И тоже, рассказал писатель, в итоге снял с титров свою фамилию – конечный результат его совершенно не устроил.

ЛИХИЕ, НО СОЗИДАТЕЛЬНЫЕ

Герои Алексея Иванова, особенно в его исторических романах, – это люди, которых принято называть пассионариями, теми, кто активно меняет действительность вокруг себя. И читателей интересовало: а что он думает о пассионарности современных россиян?

– Я бы сказал, что она сейчас приугасла, – констатировал писатель. – Последний всплеск пассионарности российского народа был в лихие девяностые, когда люди занимались бурным творением своей жизни – так, как у них получалось. Получалось плохо, но все же это была созидательная деятельность. Но чтобы заниматься созидательной деятельностью, нужно непременное условие: свобода. Без нее никакой пассионарности не будет, будет агрессивность. Нынешняя пассионарность, к сожалению, перерождается в агрессивность.

Вообще, признался писатель, 90-е годы он, как бы парадоксально это ни звучало, считает временем созидательным. Конечно, была разруха, но это только внешняя сторона явления. Тогда перед государством была цель сформировать новые институты, и с этой целью оно справилось – созданные тогда общественные и политические институты являются основой нашей нынешней жизни.

Не согласен Иванов и с тем, что это были годы криминала:

– Если мы посмотрим на устройство криминала, то обнаружим, что он всегда строится на авторитете, а не на физической силе, наглости и нахрапистости, как это было в девяностые. В те годы ценности были не криминальные, они были дворовые, уличные. А дворовые ценности – это народные ценности. И главной действующей силой тогда впервые со времен Великой Отечественной войны стал народ. После войны он никогда за себя ничего не решал, а тут начал решать. Разумеется, плохо, по-другому не умел, но все равно сам. Хотя это ни к чему хорошему не привело.

НИЧЕГО НЕ УМИРАЕТ

Спросили писателя и о том, может ли он сегодня создать некий образ будущего. На что герой встречи предсказуемо ответил: нет, не может. Потому что даже корифеи фантастики Стругацкие, можно сказать специализирующиеся на подобных предсказаниях, не смогли угадать многих реалий сегодняшнего дня. Наше общество стремительно меняется под влиянием социальных сетей. И пока непонятно, как это в итоге изменит нашу жизнь.

– Новый способ коммуникации не соответствует традиционному способу, и главный конфликт нынешней эпохи – ситуация, когда мы в реальном мире начинаем жить по тем законам, по которым живем в соцсетях, – пояснил свою позицию Алексей Иванов. – А законы эти принципиально разные. Вот, скажем, я здесь сейчас перед вами выступаю, потому что чем-то заслужил это право. Право голоса в нормальном обществе надо заслужить. А в виртуальном пространстве право голоса имеют все, что неорганично для традиционного общества. В Интернете никто не отвечает за свои слова, а это рушит коммуникацию как таковую. Исчезает институт авторитета – важнейший для нашей культуры. Культура и жизнь вообще построены по принципу многих иерархий. Когда иерархия только одна, это тоталитаризм. Если ее нет вообще, это анархия. В соцсетях анархия. Но она приводит к тоталитаризму, а вовсе не к свободе. Виртуальное пространство – пространство тоталитарное, оно в определенной степени несет вызовы нашей культуре, и эта проблема не осмыслена нашим обществом. Может, законы виртуального пространства и победят, но это будет совершенно другая культура, совершенно другое человечество.

Однако, тут же добавил Иванов, критикуя виртуальный мир, он вовсе не призывает отключить Интернет и превратить Россию в Северную Корею.

– Просто надо строго разграничивать – где мы находимся, в реальном мире или виртуальном. И жить в каждом мире по его законам.

В Интернете никто не отвечает за свои слова, а это рушит коммуникацию как таковую. Исчезает институт авторитета – важнейший для нашей культуры. Культура и жизнь вообще построены по принципу многих иерархий. Когда иерархия только одна, это тоталитаризм

Да и убить литературу, полагает писатель, у виртуального мира все же не получится, потому что основа любого искусства – вербальность, и мы пока не умеем передавать информацию другим способом.

– Разумеется, читать будут меньше, – говорит Алексей Иванов. – Но писать, мне кажется, станут даже более профессионально, потому что на более узкую аудиторию и авторы нужны более подкованные. У русской нации всегда какая-то эсхатологическая форма мышления, мы всегда ждем конца света: «Ах, вот появились соцсети, значит, закончилась литература». Так же когда-то, после появления кинематографа, кричали, что театр умрет. Ничего, не умер. В нормальной культуре существует все, не умирает ничего.