Инженер-авиаконструктор, инвалид Великой Отечественной войны, активист-общественник и просто замечательный человек. Так мне представили Михаила Капелюшника. Ему вот-вот “стукнет” 85, а он все как огурчик – энергичен и деятелен. О себе Михаил Израилевич рассказал в трех историях, каждая из которых вполне могла бы быть отдельной новеллой.

История первая. Фронтовая

Когда началась война, Капелюшнику исполнилось девятнадцать лет. Он только что окончил первый курс мединститута. Витебск, где он жил с родителями и братом, бомбили почти ежедневно. В конце июня всей семьей они решили эвакуироваться. Но пути на восток уже не существовало – не было ни дороги, ни транспорта. Больше месяца пробирались по территориям, подвергавшимся постоянным бомбардировкам. Это время оставило в памяти ветерана самые мрачные воспоминания.

Только осенью добрались Капелюшники до Татарии. Остановились в глухом поселке Карабаш, что в Новописьмянском (ныне Лениногорском) районе, где по-русски почти никто не знал ни слова. Разместились в доме старика Мансура, который, как и отец Михаила, воевал на фронтах Первой мировой войны. Это сблизило несчастных постояльцев с хозяином. Старик разместил прибывших в сенях, спали они на соломе.

Первая военная зима была голодной и очень холодной. Зарабатывали на жизнь работой в колхозе. Нелегкие испытания перетерпели во многом благодаря Мансуру-ага, который к постояльцам относился предельно доброжелательно – настолько, насколько это было возможно в лихую военную годину. Несмотря на то, что сам нуждался, старик частенько подкармливал Капелюшников. Михаил Израилевич и сегодня тепло вспоминает вкус того постного пшенного супа…

Вскоре отца пригласили на работу в райцентр. Там открылась фабрика по пошиву одежды для фронта. И вся семья переехала в Новую Письмянку. Именно отсюда в конце 1941-го Михаил был мобилизован.

На фронте оказался в составе 60-й армии. Воевал на Воронежском фронте. Здесь Капелюшник увидел, с какой чудовищной силой пожирало людей горнило страшной войны.

В беспорядочном 1942-м на фронте не хватало оружия и боеприпасов. На передовой были созданы специальные трофейные группы, которые после боев собирали по округе все пригодное, даже с мертвых снимали одежду, чтобы восполнить ее дефицит.

В тот период винтовки начали постепенно заменять на автоматы. Один из них достался Михаилу. Благодаря воле случая именно этот автомат и спас ему жизнь. А дело было так.

В одном из боев под Воронежем Капелюшник был тяжело контужен. Позднее в медсанбате медсестры рассказывали, что взрывной волной его отбросило в сторону и засыпало землей. Над “могилой” торчал лишь ствол автомата. “Спецы” одной из трофейных команд не прошли мимо ценной находки и, откапывая ее, обнаружили бойца – без сознания, но живого.

Тот день – 9 июля – Михаил Израилевич считает вторым днем своего рождения. Врачи сделали все возможное, чтобы спасти ему жизнь и руку, которую поначалу собирались ампутировать.

Осенью Капелюшника комиссовали, и он вернулся в тыл изувеченным – с безжизненной правой рукой, заикающимся, хромым.

История вторая. Об отце

Отец Капелюшника был очень замкнутым человеком. Он практически ничего не рассказывал о своей молодости. Но однажды Михаил Израилевич услышал от него удивительную историю.

Когда отмечали столетнюю годовщину со дня рождения Ленина, Капелюшник-старший услышал по радио передачу, в которой повествовалось о вожде мирового пролетариата. Вдруг старик (ему тогда было за семьдесят лет) оживился и спросил: почему-де никто не рассказывает о личных качествах Ленина? А ведь он был чутким и внимательным человеком.

– Мы с братом переглянулись, – вспоминает Михаил Израилевич. – И я спросил: “А откуда тебе знать?” “А как же, – продолжал отец, – первые протезные ботинки мне сделали по указанию Ленина. Он всегда здоровался со мной, интересовался здоровьем”. Изумлению нашему не было предела.

Семейные посиделки с пересказом глубоких преданий в нашей семье не приветствовались. Тем не менее о происхождении отца мы, конечно, знали. Он родился в Прибалтике, в очень бедной семье. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, уехал учиться портняжному делу в Санкт-Петербург. Тогдашние порядки в стране не позволяли евреям жить в крупных городах, а тем более в столице. Однако всяческие запреты снимались, если человек нанимался в подсобные работники или чернорабочим.

Вот и Израиль Капелюшник, избрав непрестижное ремесло портного, немало облегчил себе судьбу. В столице он поселился у хозяина, который забирал у него в счет оплаты за наем комнаты половину заработка. Другую половину Израиль высылал родителям. Хоть и жилось юноше несладко, однако годы упорного труда не оказались напрасными. Постепенно Израиль Исакович выбился в мастеровые.

А когда началась война с Германией, подался в политику. Симпатизировать революционерам Капелюшника вынуждали обстоятельства. Дела на австрийском фронте были столь плохо, что только подпитывали пораженческие настроения.

Во время Брусиловского прорыва в 1916 году Израиль был тяжело ранен. После операции одна нога стала короче другой. Физический недостаток усугубил и без того незавидное его положение. Тем более что он еще теснее сблизился с большевиками. Зато после Октябрьского переворота сразу же оказался в Петрограде, служил в охране Смольного.

И именно там, как выяснилось, и познакомился с Лениным.

Остальные сведения об отце Михаилу Капелюшнику пришлось добывать в архивах. Михаил Израилевич обратился в Ленинградский городской архив с запросом относительно сведений, о которых поведал его отец. Присланный оттуда ответ нарисовал любопытную картину.

Летом 1917-го от группы увечных воинов Израиль Исакович Капелюшник был избран депутатом Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Для защиты города в феврале 1918 года ушел на фронт – на сей раз добровольцем. Небезынтересно, что в списке добровольцев он значился под порядковым номером “два”. После демобилизации и возвращения был назначен членом комиссии по чрезвычайному учету имущества царской фамилии и членов Временного правительства. В его служебном удостоверении стояла личная подпись Ленина. А в августе 1919 года Израиль Исакович стал членом РКП(б) и состоял на учете в Первом городском райкоме большевиков Петрограда.

Когда все это стало известно, Капелюшнику-старшему за его заслуги назначили персональную пенсию и выделили двухкомнатную квартиру, куда семья переехала из коммуналки.

История третья. Производственная

В 1944 году родители Михаила Израилевича перебрались в Казань. Туда же вскоре переехал и он сам. Жизнь, казалось, была безнадежно омрачена инвалидностью первой степени. Но не таков был Капелюшник, чтобы покориться судьбе. Он решительно взялся за медицинскую реабилитацию. Особенно упорно разрабатывал руку. Первое время она совершенно не слушалась. И тогда он одержал первую победу над собой – научился писать левой рукой. (Сегодня, кстати, Михаил Израилевич свободно пишет обеими.)

Несмотря на ранения, Михаил Капелюшник сумел найти свое место в жизни. Он успешно окончил институт, выбрав специальность инженера-авиаконструктора, и никогда об этом не пожалел. У ветерана замечательная семья. Жена, дочь и зять стали докторами наук, профессорами. Внук – кандидат наук. И, конечно, Михаил Израилевич для всех членов семьи является убедительным примером подвижника.

Более полувека сам он проработал в Казанском моторостроительном объединении, внеся достойный вклад в освоение многих новаторских изделий, а также в повышение надежности и ресурса двигателей, агрегатов и экономию топлива.

За заслуги в военные годы и на “гражданке” Михаил Капелюшник удостоен многих государственных наград, имеет десятки почетных грамот, благодарностей. Ему присвоены звания “Отличник качества Министерства авиационной промышленности”, “Почетный ветеран объединения”. На родном предприятии Михаила Израилевича и сегодня помнят как опытного рационализатора и бескомпромиссного борца за справедливость – требовательного к себе и окружающим.

О его неугомонном характере свидетельствуют такие факты. Однажды, когда под угрозой срыва оказалось выполнение годовой программы по важному изделию (родственный завод отказался ремонтировать маслобаки), инженер Капелюшник технически обосновал возможность ремонта своими силами. Начальство пошло навстречу. В итоге программа была выполнена.

Или другой случай. Для повышения надежности двигателя потребовался полимерный порошок, единственный поставщик которого прекратил его производство. Михаил Израилевич стал добиваться восстановления его выпуска через самые высокие инстанции. А когда многократные обращения “наверх”, в том числе к министру химической промышленности, не помогли, инженер выступил в “Правде” с открытым письмом. И выпуск порошка восстановили.

Благодаря технической эрудиции, настойчивости и принципиальности Капелюшника в свое время удалось решить задачу, можно сказать, государственной важности – по использованию в пассажирской эксплуатации отремонтированных двигателей и агрегатов. До тех пор они попросту сдавались в металлолом. После долгих переговоров ведущих специалистов с представителями разных предприятий и фирм вопрос был решен.

Капелюшника по этому поводу пригласили в Министерство авиационной промышленности на совещание главных инженеров, где сам министр Петр Дементьев поблагодарил его за вклад в решение немаловажного производственного вопроса. В качестве награды энтузиасту выписали денежную премию в размере стоимости… автомобиля “Волга”.

Что примечательно, Михаил Израилевич был активен не только в работе. В прошлом он руководитель технической секции общества “Знание”. А еще – народный заседатель. В жизни его волновало и волнует буквально все: производство, экономика, культура. И потому он частенько берется за перо. Реплики Михаила Израилевича публикуются в федеральной (некогда – центральной) печати. Вот, например: “Перещеголяли классика” (“Правда”), “Защитите от безответственности” (“Трибуна”), “И Госарбитраж – не указ” (“Известия”).

Он и сегодня не может жить спокойно. Капелюшник показал мне свои письма в Госдуму и российское Правительство с требованием вернуть научному центру эластомеров (на котором он работал последние семь лет) долг из федерального бюджета почти в миллион рублей – эти деньги не были выплачены после выполнения заказа. Ветеран подавал на московских чиновников в суд, который в итоге признал законность претензий казанцев. Однако воз (точнее, деньги) и ныне там.

Михаил Израилевич не унывает и надеется, что справедливость восторжествует…