Каждая эпоха рождает свои мифы. Как только настоящее, чуть-чуть отодвинувшись в прошлое, становится историей, оно сразу обрастает массой легенд и сентиментальных воспоминаний. Известно, что раньше и солнце ярче светило, и форель в реке водилась, и устои нравственные крепче были…

Память людская склонна идеализировать прошлое. Говорят же: хорошо там – где нас нет. А в прошлом нас точно нет, хотя мы все родом оттуда – и это как-то греет душу.

Однако есть не только склонность к идеализации прошлого, но и конкретные факты, не считаться с которыми никак нельзя. Так получилось, что в Усадах, что в Высокогорском районе, главные достопримечательности, которыми гордятся жители села, были возведены еще при царе Горохе. И это не просто какие-то архитектурно-исторические памятники, потерявшие свое функциональное назначение (хотя есть и такие – например, полуразрушенная церковь), а действующие сооружения, которые до сих пор служат людям. В бывшей усадьбе купца Журавлева ныне размещается совет местного самоуправления, на базе мельницы и винокуренного завода работает Усадский спиртзавод, в двухэтажном здании земской больницы размещен амбулаторный пункт, на месте парка (от его украшений сегодня остались лишь чаша бассейна и фрагмент мраморной беседки) проводятся сабантуи… В селе даже действует водопровод, построенный Журавлевым. А вот маслозавод, пекарня и конезавод канули в былое, хотя их здания приспособлены под складские помещения.

Создается впечатление, что все, что есть сегодня в Усадах, построено благодаря кипучей энергии купца Журавлева, а после него народ впал в вековую спячку. Хотя село было основано задолго до появления предприимчивого купца. В народе сохранилось предание, что местность, где находятся Усады, – у речки Сула, в 27 верстах от Казани, – до завоеваний Ивана Грозного населяли татары (сегодня примерно половину населения составляют русские, другую половину – татары). А название Усады селу дал помещик Тютчев (однофамилец великого русского поэта), построивший здесь в 1790 году церковь. В сохранившейся при ней часовне похоронен, как гласит молва, первый священник, несший в Усадах церковную службу, – отец Сергий.

Местные жители верят, что церковь, несмотря на свой растерзанный вид, обладает чудодейственной силой. В 30-е годы ее хотели разрушить, но до конца дело так и не довели, испугавшись Божьей кары. Чтобы стащить с купола церкви огромный крест, запрягли несколько лошадей, но те даже с места тронуться не смогли. А один из помощников Камкалина, получившего задание порушить церковь (первый председатель колхоза, образовавшегося на базе журавлевского имения), сломал ногу. Вот и отступились, чтобы не гневить Господа.

Правда, на церкви был еще малый крест, но его уперли. Усадцы даже знают, кто, но молчат. Дескать, членов семьи, совершившей сей неблаговидный поступок, и так преследует тяжелый рок – несчастья следуют одно за другим. Предполагают, что крест, приносящий беду, давно продан или закопан в могиле главы семейства, который был убит при загадочных обстоятельствах.

Неизвестно, куда пропала и церковная утварь. Баба Аня (дочь Гуськова – еще одного участника изъятия церковных ценностей) рассказывала, что своими глазами видела, как отец принес домой мешок драгоценностей. Чего там только не было: серьги, браслеты, кресты, ложки, тарелки – и все из чистого золота! Мать просила оставить для единственной дочери Аньки золотые сережки, а для себя облюбовала золотую тарелку – очень ей затейливый орнамент приглянулся. Дескать, одной-двумя вещичками больше или меньше – кто их тогда считал… Но Гуськов был непреклонен и отвез наутро все церковное добро в целости и сохранности в волостной центр Собакино, переименованный позднее в Калинин. А куда оно потом делось это золото – Бог весть…

Однако мы отвлеклись от истории села. Тютчев владел имением недолго и вскоре уступил его князю Ширинскому-Шихматову, у которого была, говорят, замечательная библиотека. Но и он, видимо, не питал особой склонности к уединенной сельской жизни, потому и продал свое хозяйство купцу Журавлеву.

А вот Журавлев-то и развернулся во всю свою мощь. В его владения входили три деревни – Чубарово, Толмачи и Усады, где и находился барский дом. Купец создал современный – по тем понятиям, конечно, – агропромышленный комплекс. Тут и коней разводили, и хлеб пекли, и сыр-масло производили, и сельхозорудия ковали. А какая оранжерея в Усадах была, а какой зимний сад! – на диковинные растения приезжали поглазеть не только помещики окрестных имений, но и важные чиновники из Казани. В общем, хозяйство у Журавлева было образцово-показательное, как бы сейчас сказали, с использованием передовых технологий. Первый автомобиль, который увидели усадцы, принадлежал Журавлеву. У него же появился и первый в селе телефон, в архивах даже его номер сохранился – 2-14.

Слава о купце Журавлеве разнеслась на всю округу – старожили-усадцы до сих пор помнят рассказы своих прадедушек и прабабушек. Но прославился купец не только тем, что создал крепкое хозяйство, а прежде всего – своим чутким и добрым отношением к крестьянам, к убогим и сирым. Журавлев на собственные средства построил в Усадах ночлежку на 15 мест, а в зимние вечера здесь находили приют и еду до 80 бездомных путников. Не будем лукавить, это был способ скостить налоги (государство поощряло таким образом благотворительность), но способ, заметим, вполне законный.

А вот больницу для своих работников Журавлев построил сугубо из гуманных соображений, впрочем, из деловых тоже – любому хозяину нужна здоровая рабочая сила. Можно представить тогдашний уровень медицинских услуг хотя бы по тому, что в больнице был свой акушерский пункт. Ловкий купец сманил из соседних Шушар, принадлежавших Боратынским, толкового земского врача, обеспечив его отличной жилплощадью. Купец выстроил огромный дом с тремя раздельными входами и расселил там управляющего винокуренным заводом, механика и земского врача. (Дом тот стоит и поныне, но живут в нем уже не три семьи, а шесть-семь…)

Местный краевед, учитель истории Зульфия Шайдуллина четыре года глотала архивную пыль и раскопала удивительные документы. Например, меню земской больницы. Знаете, чем кормили больных крестьян? Обед состоял из семи блюд. На выбор – каша овсяная или гречневая с утятиной, балык, икра и различные разносолы… Естественно, бесплатно – продукты шли с барского стола.

Обидно, но больницу в Усадах, рассчитанную на 50-60 койко-мест (для сравнения – у Журавлева на 8 мест), недавно закрыли. Закрыли не потому, что здание обветшало – оно еще сто лет служить будет, в старину строили на совесть. Вместо больницы теперь амбулаторный пункт, поскольку у государства не хватает средств содержать в селе больницу. У купца Журавлева хватало, а у государства, строящего “светлое демократическое будущее с человеческим лицом”, не хватает. Ну не чудно ли!

Еще об одном характерном эпизоде рассказала Зульфия Шайдуллина. В Усадах жил большой мастер кузнечного ремесла по фамилии Гуськов (видимо, родственник упоминавшегося выше “принципиального мужика”, не позарившегося на церковное золотишко). Так вот, был он из породы Левшей, которым даже блоху подковать – плевое дело. Весть о его искусстве донеслась аж до самого Питера, куда его и откомандировали ковать оружие для царской армии на долгих четыре года. И что же? Наш сердобольный купец каждый год на целый месяц отправлял к Гуськову в столицу его жену с детишками, оплачивая все расходы, связанные с дорогой и пропитанием. Уважал мастеров Журавлев!

Не хочется, но поневоле приходится сравнивать тогдашнюю жизнь, когда крестьяне батрачили на “купца-мироеда”, с сегодняшней, когда усадцы стали абсолютно свободными. В том числе и от работы. Главная беда – трудоустроиться в Усадах сегодня абсолютно некуда. ППСК “Усадский”, который возник на базе откормочного совхоза “Высокогорский”, едва держится на плаву. Зарплату, если и платят, то крохи, с большими задержками да чаще натурой, чем деньгами, – мясом, молоком, пшеницей, кормами… На Усадский спиртзавод – единственное стабильно работающее предприятие – сельчанам не пробиться, там работают в основном казанцы, которых привозят на работу служебным транспортом. Поэтому усадцы ищут работу в городе, благо автобус до Казани ходит регулярно. Молодежь, понятное дело, в селе не задерживается – не успев опереться, выпархивает из отчего гнезда в поисках лучшей доли.

Усады стареют и дряхлеют: из 1 тысячи 140 его жителей 480 – пенсионеры.

– На днях принесли паспорта умерших – целая кипа. За неделю 5-6 похорон справляем, а новорожденные появляются раз в месяц, – кручинится председатель Усадского Совета местного самоуправления Зайтуна Кормакова.

Меньше стало и детишек в школе учиться. Если в былые годы в первый класс шло по 40 ребят, то нынче – лишь 24…

Кто поднимет умирающее село? Вопрос остался без ответа. Разве появится новый купец Журавлев или продолжатели его дела! Но, говорят, все наследники умерли. Сын Михаил, офицер царской армии, был убит еще в 1916 году – произошла какая-то стычка на Арском поле в знаменитых Журавлевских казармах, отстроенных, кстати, тоже его отцом. Второй сын Николай погиб в Гражданскую войну. После Великой Отечественной в Усады на черной “Волге” приехали три глубокие старухи. Любопытная тетя Феня, работавшая тогда техничкой в школе, не удержалась от расспросов и выпытала-таки некоторые подробности. Оказалось, что старушки приехали из Красноярского края, а самая древняя из них, одетая во все черное и беззвучно плачущая над могильной плитой вблизи часовни, под которой якобы покоится прах купца Журавлева, оказалась не кем иной, как его дочерью…