Вот уже несколько лет А.И.Солженицын, писатель, лауреат Нобелевской премии, не дает интервью печатным СМИ. Человек, который столько сделал для того, чтобы Россия, русский народ вернулись к истокам своей истории, чтоб пробудилось у русского человека его национальное самосознание, кого целые поколения считали совестью нации, лишь изредка появляется на экране ТВ и отказывается идти на более широкий и обстоятельный разговор с журналистами.
Имеет право. Навоевался. Суета в тягость. Есть его книги, его публицистика. Кому интересно – читайте.
Но когда к нему обратились 14 редакторов российских региональных газет с просьбой ответить на вопросы не московской интеллигенции, а читателей из обширной российской глубинки, отказать не смог.
Россия переживает трудные времена, у людей накопилось в душе столько всего (с чем вошли в новое тысячелетие, что передадим новому поколению?), а авторитеты, с кем хотелось бы сверить свои духовные искания, где они? Сегодня мы публикуем эксклюзивное интервью Александра Исаевича Солженицына, данное Приволжской лиге журналистов, в которую входят следующие издания: “Вятский край” (Киров), “Республика Башкортостан” (Уфа), “Самарские новости” (Самара), “Саратовские вести” (Саратов), “Ижевск-экспресс” (Ижевск), “Наша Пенза” (Пенза), “Народная газета” (Ульяновск), “Известия Мордовии” (Саранск), “Южный Урал” (Оренбург), “Республика Татарстан” (Казань), “Марийская правда” (Марий Эл), “Пермские новости” (Пермь), “Советская Чувашия” (Чебоксары), “Парма” (Коми-Пермяцкий АО).
В организации интервью самое непосредственное участие приняла и редакция газеты “Республика Татарстан”.
– Александр Исаевич, как Вы считаете, возможен ли Ваш переезд на постоянное местожительство в Российскую Федерацию? (Владимир Торин, Нижний Новгород).
– Я возвратился на родину в 1994 году с тем, чтобы жить в России безвыездно. За восемь минувших лет я не уезжал из страны ни на день, ни на час.
– Кем Вы себя ощущаете – писателем, философом, мудрецом, пророком, духовным лидером нации? (Евгений Лисин, Казань).
– Писателем.
– Сложилось впечатление, что в последние годы Вы как будто удалились в монашеский скит. По крайней мере, голос Ваш звучит не так общественно мощно, как в прежние времена. Это демонстративное молчание – как ответ на невозможность обустроить Россию по Вашим представлениям или что-то другое? (Евгений Лисин, Казань).
– Почему в Вашем творчестве так много публицистики? (Василий Смирнов, Киров).
– Все эти восемь лет, как я вернулся, я пытался по силам моим воздействовать на гибельный ход событий в России: я обращался к властям, начиная с верховной, к законодателям, к государственным и общественным деятелям, к общественности, к читателям моих книг, к телезрителям – никакого моего “молчания” не было. Но все мои обращения оказались тщетны, ни один мой совет не принят, а телевизионные выступления были надолго оборваны ельцинской властью. Публицистики потому и много, что я пытался воздействовать.
– Прошло 12 лет с момента публикации Вашей статьи “Как нам обустроить Россию”. Как Вы сами сегодня оцениваете ее? Нет ли у Вас желания продолжить эти размышления уже с позиции сегодняшнего дня? (Александр Латышев, Казань).
– Мои суждения и предложения из той статьи, к сожалению, были не поняты или пренебрежены. Особенно чувствительно, что за эти двенадцать лет в России не создана действующая вертикаль самоуправления, отчего народ устранен от всякого влияния на свою судьбу. Вослед в 1994 году я напечатал статью “Русский вопрос к концу XX века”; в 1998-м – книгу “Россия в обвале” – уже в применении к разгромному состоянию страны после ее Великого Ограбления под водительством Ельцина – Гайдара -Чубайса.
– Вы видели Россию, российский народ из дальнего зарубежья, теперь, вернувшись на Родину, можете сравнить эти наблюдения со взглядом изнутри. В чем отличие этих взглядов, схожесть? Что Вы могли предполагать и не могли предвидеть? (Николай Пересторонин, Киров).
– Полвека проработав над историей российской революции (эпопея “Красное колесо”) и нагруженный ее разорительным, поучительным опытом, я из зарубежья с огромной тревогой следил за начавшимися в восьмидесятых годах переменами: как бы им удержаться в разумной эволюции, как бы не опрокинуться в разрушительный хаос Февральской революции. Но предупреждения мои уже не могли достичь родины, а Горбачев и Ельцин избрали путь именно мгновенного, предельного сотрясения, отчего изломались все устои социальной жизни, десятки миллионов канули в нищету – и ограбленным же оказалось само государство, бессильное сохранять в стране нормальную жизнь. Вот этого колоссального ограбления России я предвидеть не мог.
– Почему среди тех, кто пострадал от коммунистического режима, в том числе и среди советских эмигрантов, вернувшихся на Родину, так много ярых патриотов и даже апологетов советского, коммунистического строя (например, Лимонов, Зиновьев)? И даже Вас обвиняют в отступничестве от идеалов демократии. (Ольга Тодощенко, Пермь).
– А.Зиновьев тут не пример: он еще до своей эмиграции писал, что коллективизация была большим благом для русского крестьянства. Но сожаление о коммунистических временах – явление гораздо шире. В моих общественных встречах в 1994-95 годах во многих областях оно громко, уверенно звучало из залов, по две трети зала. Это чувство проросло в миллионах, разоренных грабежом и произволом ельцинского времени. Человеческая память часто забывает более давнее: коммунистического террора легко не помнят те, чьих родственников он не коснулся, да не помнят и всей удушающей большевистской обстановки. А сегодня, в отсутствие действенного обсуждения политической реальности, всякую естественную критику ее отписывают к “коммунистической” и к “экстремизму”.
Я же – давний поборник демократии, писал об этом не раз, – но только демократии истинной: когда народ реально направляет свою судьбу через органы самоуправления, когда народные представители не подменяются представителями пристрастных партий, а бюрократия и ее решения не скрыты за непробиваемыми, непроглядными барьерами.
– Разговоры и действия по восстановлению памятника Дзержинскому – это просто частная ситуация в полифонии общественной жизни или гораздо более грозный симптом? (Екатерина Зайцева, Пермь).
– Закулисная подоплека мне неизвестна. Но Дзержинский – символ и знамя карательных органов СССР. Восстановление памятника было бы надругательством над миллионами погибших в советских лагерях.
– Как Вы относитесь к увековечению памяти истории политических репрессий в СССР? В Чусовском районе есть музей истории тоталитаризма (“Пермь-36”). (Галина Зеленова, Чусовой).
– Миллионы погибших от большевизма, чьи кости рассеяны по всем просторам России, взывают к нашей скорбной памяти. Музея “Пермь-36” я – соучастник.
– Как Вы оцениваете нынешнюю политическую обстановку в России? (Владимир Торин, Нижний Новгород).
– Как тяжелейшую. Показная демократия. Ко второстепенным признакам ее, среди которых не находится места для экономической и гражданской независимости жителей, для народной самодеятельности, добавлены в сохранности худшие черты советской системы: бесконтрольность и непроницаемость решений и действий властей. В избирательных кампаниях решающее влияние принадлежит криминальным силам. Финансовые тузы контролируют целые регионы и вырываются из-под власти. Закулисные силы действуют и позади административного фасада. Всенародный референдум (по Конституции – “высшее выражение власти народа”) оттеснен, запрещен, потому что власти боятся услышать народное мнение, оно опасно для властей. За последние 15 лет условия жизни большинства населения развалены. Миллионы изо всех сил выбиваются в труде и в полуголодной жизни. У множества нет средств на лекарства и медицинскую помощь. За годы “реформ” народное образование провалено, утеряно десятилетнее поколение. Перевес смертей над рождаемостью – до миллиона в год. Наступают наркотики и СПИД.
– Александр Исаевич, Республика Марий Эл готовится к празднованию событийной даты – 450-летию вхождения Марийского края в состав России. По поводу этого события есть мнение ученых Марийского НИИ им. В.М. Васильева, где говорится, что горные мари, а позже и луговые добровольно вошли в состав Российского государства. Но среди марийской интеллигенции есть люди, утверждающие, что марийцев к России присоединили насильственно, а следовательно, юбилейная дата – не праздник, а день скорби. Что Вы можете сказать по поводу таких народов, проживающих в России? может быть, им действительно нужно восстановить независимость и это будет исторически правильно? (Василий Панченко, Йошкар-Ола).
– Новая история не раз показала, что малым народам весьма трудно, почти невозможно сохранить отдельное государственное существование, а только в объединении с соседями. Центробежные амбиции – несостоятельны и губительны. Российская империя сохранила все полтораста народов, включенных в нее; не было ничего подобного повальному уничтожению североамериканских индейцев. А последние полвека даже бывшие “великие державы” вынуждены вступать в устойчивые союзы государств, чтобы продержаться.
– О Татарстане сложилось устойчивое общественное представление, как о регионе со стабильной внутренней обстановкой. Хотя эта поволжская республика являет собой пример сосуществования представителей многих наций, является местом встречи Европы и Азии, христианства и ислама. Вдохновляет ли Вас этот пример на утверждение о возможности успешного решения межнациональных и межконфессиональных проблем в разнородной и разноверой России? (Евгений Лисин, Казань).
– Рад услышать от Вас, что Татарстан – пример равноправного и стабильного сосуществования наций. Так ли? В дореволюционной “разнородной и разноверой” России эти проблемы и устоялись бесконфликтно. Иначе и не может существовать многонациональное государство.
– В эпоху СССР властями не скрывалась цель: переплавить в одном котле нации и народности Союза и сформировать единую общность – советский народ. Худо ли, хорошо, но идея играла на межнациональную стабильность. Имеет ли, на Ваш взгляд, право на жизнь идея формирования общности “российский народ” сегодня, когда взаимоотношения наций в России оставляют желать лучшего? (Александр Латышев, Казань).
– Нации – величайшее богатство человечества, краски его, и “переплавлять” их противоестественно. Но много наций могут иметь единое Отечество. Конечно, имеет право на жизнь такая общность – “российский народ”. Все зависит от того, как это право осуществлять.
В нынешней России мы должны учесть грозный опыт распада СССР. Бережно охраняя религиозные права и культурную автономию всех народностей до мельчайших – не вносить в государственную структуру никаких задатков национального гражданского неравноправия.
– В свое время Вы говорили о необходимости административного переустройства России. Возможно, это и оправданно. Но Россия многонациональная, многоязычная. Сохранятся ли национальная культура, язык, традиции, обычаи и т.д. при “поглощении” национальных округов? Они сейчас и так на задворках. У них, в большинстве своем, слабая экономическая база, низкий уровень жизни, образования. И как этот процесс пойдет по России в целом? Одно дело – север России, другое – юг ее. (Сергей Мешавкин, Кудымкар).
– Именно состояние Севера – ныне в целом панически покидаемого нашим ослабевшим государством – достойно самой тревожной заботы. В том числе, конечно, и состояние малых наций, чья жизнь во многом разорена нашей безоглядно хищнической разработкой природных ресурсов. Жизненная и культурная сохранность малых наций – священное право. Но она отнюдь не требует такой двойственности и путаницы, как существование административных национальных округов – “субъектов Федерации” в качестве составных частей других “субъектов Федерации”. Это – головоломка, затрудняющая государственное управление.
– В российских городах все больше не любят “инородцев”. Сваливают на них, как обычно, все свои беды. Даже в таком исключительно благополучном городе, как Самара, славящемся своей многонациональностью и терпимостью к верам, в последнее время пренебрежение к людям других национальностей, особенно на бытовом уровне, сильно выросло. А что Вы думаете по этому поводу, Александр Исаевич? (Татьяна Воскобойникова, Самара).
– Это многодесятилетнее государственное упущение, что торговля и хозяйственное обслуживание населения русских областей перешло во властные руки сплоченной массы приехавших с юга, теперь даже и вовсе иностранцев, как азербайджанцы. Это – болезненное явление, оно вызывает в русском населении чувство угнетения, иногда прорывается резко, что усугубляет положение.
– Что нам делать с нашим чувством патриотизма – загнанным в угол, но не вытравленным совсем? Куда его направить: а) на строительство Великой державы? Только реально ли это теперь? б) на устремление в мировое сообщество, а в утешение – сажать березки под окнами дома? в) не брить же головы и не идти же на улицы бить инородцев… (Ольга Тодощенко, Пермь).
– Русский патриотизм был в мировом радостном спросе во время войны с Гитлером. Сейчас к нему взрастили недоверчивость и враждебность даже в самой нашей стране, затюкивают его. В Конституции российского государства вы и не встретите понятия “русский”. Уж какая там “Великая держава”, да и не в радость она нам. Русский патриотизм, его исторические, православные и нравственные истоки мы должны сохранять в себе – в надежде, хотя и омраченной, что нашему народу все же суждено сохраниться на Земле.
– Ваших детей вывезли из СССР совсем маленькими. Насколько они сегодня связаны с Россией? Знают ли русский язык? (Нина Бондаренко, Красновишерск).
– Ваши дети выросли, получили образование и живут в США. Наверняка они считают себя американцами в равной степени, как и русскими, или даже более. Не обидно ли Вам сознавать, что Ваш род продолжается не в России? И смогут ли Ваши внуки и правнуки считать себя русскими? (Николай Переверзев, Ульяновск).
– Да, вырастить детей в эмиграции русскими требовало от родителей больших усилий и настойчивости. Из трех моих сыновей старший – Ермолай – постоянно живет и работает в России. Другой сын намерен в ближайшем будущем переселиться в Россию. Третий, пианист и дирижер, по своей профессии не связан с территорией проживания. Все трое отлично владеют русским языком и считают себя несомненно русскими. В России родились и растут двое из моих внуков – Катя и Ваня.
– Скажите, пожалуйста, какие спонсоры участвуют в Вашем фонде? И кому конкретно он помогает, помог? (Нина Бондаренко, Красновишерск).
– Наш фонд создан исключительно на мировые гонорары за “Архипелаг Гулаг” и никаких спонсоров у него нет. Помогает фонд все годы бывшим советским политзаключенным и ныне тысячам их, доживающим в нищете и болезнях по всей России. Последние пять лет фонд оплачивал широкую библиотечную программу: на покупку книг для провинциальных библиотек, которые уже давно не могут приобретать новые книги. (Ежегодно посылаем свыше 50 тысяч экземпляров.) Сверх этого наш фонд учредил ежегодную литературную премию.
– Помните ли Вы Владимира Гусарова – диссидента, автора книги “Мой папа убил Михоэлса”? (Владимир Гладышев, Пермь).
– Помню, встречал.
– Вы – человек нелегкой судьбы. Есть ли что-то, что всегда помогало Вам выжить, не сломаться, вывели ли Вы для себя своеобразную “формулу” жизни? (Владимир Огородников, Уфа).
– Неизменная вера в Божью помощь и постоянная работа.
– Что Вы скажете о главных движущих силах, непримиримая борьба которых в 20-е, начале 30-х годов открыла полосу репрессий? (Владимир Никитин, Оренбург).
– Не совсем понимаю вопрос. В 20-е годы “борьбу” могли вести только партийные оппозиции. Во всем же остальном с 1918 и до глубины тридцатых велось непримиримое уничтожение российских сословий – дворянства, духовенства, купечества, мещанства, затем и фронтальная война по уничтожению российского крестьянства.
– Российское общество никогда не было так равнодушно к литературе, как сейчас. Если кто-нибудь из молодых и дерзких напишет произведение, равное по художественной силе “Матрениному двору”, страна не всколыхнется. Как же нам обустроить литературу, Александр Исаевич? Поможет ли ей устоять на ногах принятие закона о творческой личности и творческих союзах? (Африкан Соловьев, Чебоксары).
– Да, чтение художественной литературы резко сократилось, и это внушает тревогу за наше духовное будущее. Никакие “законы” тут не помогут. Разрушительно действует и телевизионное верхоглядство.
– Читаете ли Вы нынешнюю беллетристику? Это “сумерки литературы”, как толкуют некоторые критики в “ЛГ”? (Екатерина Зайцева, Пермь).
– Читаете ли Вы молодых российских авторов? Как Вы можете охарактеризовать то, что происходит сегодня на литературном рынке России? (Владимир Огородников, Уфа).
– Литература XXI века – какой она представляется Вам? Отпеванием человечества, отображением его полного банкротства и краха, как горько заметил Виктор Астафьев? Еще одной, более успешной попыткой вразумить человека, исправить его, возвысить? (Василий Смирнов, Киров).
– Иных молодых успеваю читать – тех, кто пишет с нравственной ответственностью перед читателем и старается служить добрым чувствам и ясному сознанию. К сожалению, главная струя издаваемого сегодня – расчет на самолюбование, на коммерческий успех, а то и скандал. Я все же верю, что не сдадутся и не смолкнут те авторы, что стремятся принести читателям душевную пользу.
– Как Вы относитесь к “правде о войне” Виктора Астафьева (к полемике вокруг фигуры маршала Жукова и т.д.)? (Владимир Гладышев, Пермь).
– Астафьев выражает правду. Верховное командование не считалось с потерями в людях.
– Александр Исаевич, 15 лет назад Вы писали о том, что противостояние Восток-Запад уходит в прошлое. В мире зреют новые силы, и Россия в качестве союзницы Западу еще очень понадобится. Ваши предсказания блестяще подтвердились. Но что дальше? Какой Вы видите роль России в новом раскладе сил? И есть ли у прекраснодушных мечтаний российской интеллигенции о Всемирном братстве, Мировом правительстве и совместном освоении космоса хоть какие-то шансы воплотиться в будущем? (Алексей Клочихин, Пермь).
– Россия так сотрясена ограблением, что у нее уязвимая внешняя позиция. Как уже не раз в прошлом, российские услуги будут мало оценены и возблагодарены. И Мировое правительство не может быть благом, ибо оно не может состоять в равных сведениях и равных заботах о нуждах каждой малой народности и каждого отдаленного района Земли. Освоение космоса не спасет мировой обстановки.
– Александр Исаевич, можно ли назвать XX век для России “потерянным”? (Алексей Клочихин, Пермь).
– Он не будет “потерянным”, если мы, наконец, сумеем извлечь из него трезвые уроки. А вообще, никакое и ничье страдание никогда не потеряно перед Высшими Силами.
– Россия сейчас, на Ваш взгляд, медленно дрейфует в какое-то неясное будущее или быстро катится во что-то вполне определенное (отрадное или безотрадное)? (Екатерина Зайцева, Пермь).
– Александр Исаевич, каким Вы видите будущее России? (Василий Панченко, Йошкар-Ола).
– Вижу – очень трудным. И никак не в торжествах.
– Если пользоваться ассоциациями, то мир в текущий момент что больше напоминает: античные времена, средневековые или эпоху Возрождения? (Андрей Матлин, Пермь).
– А теперь общая картина человечества напоминает, скорее, упадок Римской империи, вслед за которым наступят Темные века. И XXI век, вполне возможно, будет наполнен противостоянием Север-Юг, если не просто Хаосом. (Алексей Клочихин, Пермь).
– Да, нынешняя мировая картина очень мрачна. Но для точных сравнений нет точной повторяемости обстановки. XXI век будет жесток и драматичен. Противостояние Север-Юг – это тоже упрощенная схема. Мировые судьбы могут развиваться еще сложней.
– Возможны ли времена (или они уже частично настали?), когда нравственность или хотя бы стыдливость будет являться важнейшей движущей силой экономики, политики? (Андрей Матлин, Пермь).
– Мало верится. И политика, и экономика ведомы сухим расчетом выгоды. За тысячи лет и в тысячах случаев политика не являла ни нравственности, ни стыдливости. Но сохранять бы эти качества частным лицам и отдельным благодетельным общественным устройствам.
– Александр Исаевич, у нас как-то так повелось, что чуть ли не все наперебой (особенно в предвыборное время) предлагают свои варианты, свои рецепты, как обустроить Россию. А ведь это едва не от Вас пошло… Но не кажется ли Вам, что сегодня намного актуальнее ответ на другой архиважный вопрос. А именно: как “обустроить” душу нашего соотечественника-россиянина, расстроенную, искореженную после всего случившегося с нами в XX столетии? Не тут ли следует искать исток возрождения нашей с Вами многострадальной Родины? (Александр Скорынин, Пермь).
– Да, именно тут. Именно – в этом. Хотя материальные силы будут действовать против того.