В этом году исполнилось 100 лет со дня рождения талантливой писательницы и переводчицы художественной литературы Сарвар Адгамовой.
Поныне неизменный интерес представляют и ее вклад в татарскую литературу, и личная судьба, которая сложилась более чем драматично во многом потому, что Сарвар Адгамова была женой известного татарского писателя Кави Наджми. Об этом, в частности, свидетельствует их тюремная переписка, по мотивам которой несколько лет назад была создана литературно-музыкальная радиокомпозиция “Верность”. Уже после первого выхода в эфир она получила массу откликов. Многие из них были адресованы сыну Кави Наджми и Сарвар Адгамовой – Тансыку Нежметдинову – с просьбой подробнее рассказать о жизни и судьбе его матери. Предлагаемая ниже статья и является ответом на эти многочисленные пожелания.
Моя мама родилась 5 апреля 1901 года в городе Троицке Оренбургской губернии. Отцом ее был мулла Сабиржан, преподававший в местном медресе, а мать звали Закиябану. У них было восемь детей, но выжили только двое – моя мама и ее сестренка Сажида. В 1909 году внезапно умирает и отец, и все заботы о детях ложатся на плечи моей бабушки.
Благодаря ей мама рано научилась читать и писать на родном языке. А узнав, что двоюродные сестры начали брать уроки русского языка и письма у соседки – русской девушки, тоже присоединилась к ним. Бабушка, видя неподдельный интерес дочери, обратилась к абыстай соборной мечети Троицка с просьбой разрешить Сарвар посещать трехклассную русскую школу (в то время существовал негласный запрет на обучение татарских девочек в русских школах – это считалось большим грехом). И такое исключение для мамы было сделано.
К этому времени относится и ее первый литературный опыт. Тогда выпускались богато иллюстрированные ежегодные детские календари на русском языке, на страницах которых публиковались сказки и детские рассказы. И вот под их впечатлением мама перевела на татарский язык сказку “Мальчик-с-пальчик”, которую с восторгом прочитала своей матери, а та, затаив дыхание, слушала ее…
По окончании школы мама продолжила образование в Троицкой женской гимназии “Дарелмэгаллимат”, которую успешно заканчивает в 1919 году. Ее вступлением на литературное поприще можно считать участие, совместно с друзьями из мужской гимназии, в выпуске журнала “Яшь кэч” (“Молодая сила”), который они размножали на гектографе и распространяли по городам Урала и в Оренбуржье.
В 1916 году мама знакомится с молодым, но уже известным поэтом Шайхзаде Бабичем. Светлые воспоминания об этой дружбе она сохранила на всю жизнь. Глубокий след оставила эта встреча и в душе Бабича, который посвятил маме несколько стихотворений.
В эти годы мама была само очарование. Она виртуозно играла на мандолине, и нередко они выступали дуэтом с Ш.Бабичем, исполняя татарские и казахские песни. Мамина мандолина, как семейная реликвия, и сейчас бережно хранится у нас дома…
По окончании гимназии мама работает учительницей в одной из первых советских школ города. Среди ее учеников были башкиры, татары, казахи… Как завороженные, слушали они молодую учительницу, которая читала им наизусть стихи Тукая, вместе с ними сопереживала героям произведений Г.Ибрагимова, Ф.Амирхана, Г.Камала и др.
Довелось ей работать и воспитательницей в детском доме, куда были эвакуированы дети из голодающего Поволжья. Здесь она написала свою первую пьесу для детей – “Сценки из деревенской жизни”. А первыми ее исполнителями были детдомовцы.
В 1923 году вместе со своими воспитанниками мама приезжает в Казань, и вся дальнейшая ее жизнь связана с этим городом. Здесь она поступает учиться на юридические курсы при Казанском университете, по окончании которых начинает работать юрисконсультом в Центральном доме крестьянина (сейчас это здание гостиницы “Совет).
В эти годы в Казани кипела литературная жизнь, где тон задавали молодые писатели, прошедшие горнило Гражданской войны. Они часто проводили литературные вечера и диспуты в Комклубе и на Татрабфаке университета или собирались у кого-нибудь на дому. На одном из таких вечеров и состоялось знакомство мамы с моим отцом – Кави Наджми. В том же 1924 году, как жених и невеста, они приезжают в Троицк и получают благословение у моей бабушки. Сочетались они гражданским браком, то есть без регистрации в ЗАГСе, поскольку по тем временам это считалось буржуазным предрассудком. И на самом деле – они прожили долгую совместную жизнь в любви и согласии, несмотря на все ее крутые изломы.
С первых дней мама была верным соратником отца и доброжелательным критиком его произведений. Отец делился с ней замыслами своих будущих произведений, обсуждал готовые рукописи и очень внимательно прислушивался к ее замечаниям. Я не помню между ними ни одной ссоры, ни одного резкого слова…
Друзья отца – писатели Хади Такташ, Хасан Туфан, Галимджан Нигмати, Адель Кутуй и многие другие – становятся и ее друзьями. А Галимджан Ибрагимов и вовсе был для них как старший брат. Именно по его совету мама начинает заниматься переводами на татарский язык произведений русских писателей. И первое, что он ей порекомендовал, – повесть Н.Тихонова “Война”. Но сначала мама перевела повесть В.Катаева “Растратчики”, опубликованную в 1930 году, а потом пришла очередь и повести Н.Тихонова. Затем она перевела и опубликовала в печати несколько произведений М.Горького – “Детство”, “В людях”, “Дело Артамоновых”, “Фома Гордеев”, а также А.Пушкина, Л.Толстого, Д.Дефо, Дж.Свифта.
В тридцатые годы литературное движение в Татарии заметно активизировалось, и признанным лидером этого движения был мой отец – Кави Наджми, ставший первым председателем Союза писателей Татарии. В 1934 году, на первом съезде советских писателей в Москве, произошло более близкое знакомство отца и матери, часто в неформальной обстановке, с Максимом Горьким, Александром Фадеевым и другими писателями.
Обаяние, внешняя привлекательность мамы – темно-карие миндалевидные глаза, волнистые каштановые волосы – сочетались в ней с твердым мужским характером. Она прекрасно разбиралась в людях – могла с первого взгляда определить, что из себя представляет тот или иной человек. И при этом редко ошибалась. Мама знала несколько языков и вообще была очень эрудированным человеком. А о ее человеческой скромности говорит уже тот факт, что, начав публиковаться еще в двадцатые годы, членом Союза советских писателей она стала только в 1945 году. По словам мамы, она посчитала попросту нескромным вступать в творческую организацию, которой руководил ее муж…
До 1936 года наша жизнь была радостной, счастливой, наполненной творческими успехами родителей, дружеским общением с их друзьями – писателями, композиторами, артистами. Однако вскоре началась страшная полоса в жизни многих выдающихся деятелей татарской культуры. Были репрессированы и мои родители. Отца арестовали 2 июля 1937 года, а маму – 4 января 1938 года. Но судили ее раньше отца – 11 августа 1938 года и приговорили к 10 годам лагерей и пяти годам поражения в правах. Следствие по делу отца продолжалось почти два года… (Более подробно об этом страшном периоде в жизни нашей семьи я рассказал в статье “Мертвым не больно, больно за них”, опубликованной в газете “Советская Татария” в 1990 году.)
После суда маму отправили в Сиблаг по Красноярской железной дороге, откуда к нам в Казань стали приходить ее письма. Читая их, воочию представляешь, что пришлось пережить маме в заключении. Это и лесоповал в 40-градусный мороз, и изнурительные сельхозработы с раннего утра до позднего вечера при очень скудном питании и издевательствах со стороны лагерного персонала.
В одном из октябрьских писем 1940 года мама очень образно описывает и свой внешний вид, и состояния своей души (в это время она уже знала о решении Верховного суда СССР о ее полном оправдании и освобождении): “Так вот, милый мой! Иногда не только одежда на мне (она, как драная собаками – из многочисленных дыр во все стороны клочками вылезает вата, одежду эту кто только не носил – телогрейка, которой давно пора быть на помойке, потерявший всякий вид и форму малахай, на ногах лапти, которые в какой только грязи не побывали, какими только дождями не моченые), но и душа-то кажется запачканной. Ты говоришь: не теряй духа, не поддавайся пессимизму. Это не пессимизм, а черт знает что это такое! Однако я даже временами не верю в свою прежнюю беззаботную и счастливую жизнь и у меня кончается терпение. Только сейчас я тебе все это объяснить не могу…”
В следующем письме она пишет:
“Кави, душа моя, дорогой мой!
Это письмо писать мне очень тяжело. Сколько бы я ни старалась сохранить спокойствие – не получается. За это я прошу прощения. …Третьего дня вечером из Новосибирска (Управление ИТЛ) получила печальное сообщение. В нем сказано: “Объявите з/к Адгамовой Сарвар Сабировне, что ее освобождение задержано до особого распоряжения…”
Таким образом, наша встреча откладывается на неопределенное время…”
(А причина была в том, что на маму в органы поступил новый донос: мол, Кави Наджми освобожден правильно, а Сарвар Адгамова является ярой контрреволюционеркой и врагом народа.)
И вот наконец мы получили долгожданную телеграмму: “Из Омска… Еду семьдесят первым. Сарвар”.
Когда в окне одного из вагонов мы увидели родное и дорогое всем нам лицо – папа и я заплакали. Только дома я обратил внимание на мамины опухшие руки и ноги. Она рассказала о том, как отморозила их на лесоповале в страшные сибирские морозы.
В конце пятидесятых к нам в Казань приезжала подруга матери – Евгения Гинзбург, автор “Крутого маршрута” и мать известного писателя Василия Аксенова. В разговоре с мамой, вспоминая дни следствия и годы лагерных мытарств, тетя Женя сказала: “Сарвар, как ты все это смогла выдержать! Все-таки мне “повезло”, меня взяли значительно раньше тебя, когда следствие еще велось более “цивилизованными” методами”.
Новый 1941 год мы – отец, мама и я – встречали вместе, и нашему счастью не было предела. Но уже чувствовалось, что тучи сгущаются и вот-вот разразится война…
В военные годы отец с матерью очень много работали. Мама занималась переводами публицистических статей и очерков о Героях Советского Союза – Н.Гастелло, В.Талалихине и других – для татарских газет и журналов, а также по просьбе отца помогала ему в подготовке материалов для Татрадиокомитета.
После войны она продолжила переводческую деятельность. В эти годы она много переводит М.Горького – в общей сложности около двадцати произведений. А помимо этого – П.Бажова, А.Чехова, М.Пришвина, братьев Гримм, книгу Л.Космодемьянской “Повесть о Зое и Шуре”. С автором последней у мамы завязывается переписка, перешедшая затем в личную дружбу. В эти годы она и сама много пишет. Главным образом, для детей – стихи, рассказы, повести. Особую ценность представляют написанные ею и опубликованные на страницах журнала “Казан утлары” воспоминания о Шайхзаде Бабиче, Галимджане Ибрагимове, Шарифе Камале, Максиме Горьком, Мусе Джалиле, Хади Такташе. Позднее они составили два отдельных сборника. Наиболее полный из них под названием “Испытание жизнью” увидел свет в 1979 году, уже после смерти мамы.
Маму связывала многолетняя дружба со многими выдающимися женщинами. Такими, как Екатерина Пешкова, дочь Ф.Шаляпина – Ирина, сестра С.Есенина, композитор Сара Садыкова, первый директор казанского музея М.Горького – писательница Мария Елизарова.
10 ноября 1978 года после тяжелой болезни мамы не стало…
В ее жизни было все – любовь и преданность истинных друзей, вдохновенная творческая работа и подлые удары в спину… Так, в начале шестидесятых по чьему-то злому наущению ее имя вычеркнули из списка делегации деятелей культуры, которые должны были участвовать в Декаде татарского искусства и литературы в Алма-Ате. И это при том, что она получила личное приглашение от Мухтара Ауэзова. Мама не плакала даже тогда, когда в 1938 году в зале суда ей огласили приговор… А после этой незаслуженной обиды она шла по улице Баумана, ничего не видя от слез… Об этом мне рассказала жена Абдрахмана Абсалямова, которая в тот день встретила маму неподалеку от здания Союза писателей.
…На прошедшем недавно торжественном собрании, посвященном столетию со дня рождения Сарвар Адгамовой, председатель Союза писателей Татарии Фоат Галимуллин сказал: “В истории татарской литературы почти нет женщин-писателей и переводчиков художественной литературы, которые оставили бы такой же яркий след, как Сарвар Адгамова. Ее перу принадлежит более ста произведений, которые являются духовным наследием татарского народа. Ее бесценный труд никогда не будет забыт…”
И тогда же писатель и литературовед Нур Гизатуллин внес предложение – присвоить одной из казанских улиц имя Сарвар Адгамовой, а также установить мемориальную доску на доме, где она жила и творила.
К слову, на этом доме уже есть одна мемориальная доска – в память о моем отце. Его именем названа и улица…
Тансык НЕЖМЕТДИНОВ.