Этот мужик был кузнецом. Простой русский мужик, на праздниках, проходивших в поселковом клубе, он плясал, топая ногами, и кричал в такт музыке: “Уха-уха-уха-ха!”. Однажды слишком разошелся, пол заходил ходуном, а со стены свалился портрет товарища Сталина. И… разбился. На следующий день танцора арестовали. И человек пропал.

Это – воспоминание детства одного из приглашенных на презентацию книги “Годы репрессий в Елабуге”, состоявшуюся в Библиотеке Серебряного века. Она написана краеведом Джаудатом Галимовым, а выпущена Елабужским государственным музеем-заповедником, сотрудником которого является автор. Книга стала подарком к десятилетию местного отделения общества жертв политических репрессий, которое отмечается в нынешнем году.

Если раньше мне лично казалось, что репрессии – это было с кем-то, где-то далеко, то после прочтения книги стало совершенно понятно, что они не обошли ни один, даже самый маленький городок, коснулись деревень и самых простых людей. Вчитываюсь в списки осужденных елабужан, и становится страшно. Жестянщик, валенщик, крестьянин, шофер райисполкома, пчеловод, буфетчица, преподаватель, многодетные матери и отцы… Их много, и все – “предатели” Родины. А как вам слесарь водокачки, осужденный за шпионаж и подрыв государственной промышленности? Он был расстрелян в 1938 году. Или деревенский плотник, обвиненный в подготовке вооруженного восстания и захвата власти при помощи международной буржуазии? Тоже расстрелян…

Об этом написано немало. Но когда это коснулось твоего города, людей, с чьими внуками, правнуками ты, возможно, общаешься, то все предстает в несколько ином свете. По “политической” статье угодить в тюрьму, быть сосланным, лишиться жизни мог каждый. Неосторожно сказанное слово, чей-то донос – причин было много. Преподаватель педучилища пострадал за то, что сказал нерадивым ученикам: “Если вы не будете как следует учиться, то вместо того, чтобы стать передовыми людьми на селе, можете стать одними из худших колхозников”. В этом кто-то усмотрел пренебрежительное отношение к крестьянам.

Чей-то донос-записка в две строчки послужил поводом для ареста родственника Джаудата Галимова. Человек был осужден на восемь лет лагерей, прошел Беломорканал, штрафной батальон в годы войны. Наверное, эта семейная история и подвигла на изучение темы репрессий. С помощью коллег (автор книги – подполковник милиции в запасе) Галимов начал сбор материала, работал с архивными документами. Некоторые из присутствовавших на презентации книги обнаружили в списках фамилии своих родных.

Самыми “урожайными” стали 1931 и 1937 годы, пиковые во время первой и второй волн репрессий. Первая была связана с коллективизацией. Кроме того, в 1931 году были арестованы многие торговцы и религиозные люди, в том числе 68 послушниц Елабужского женского монастыря (закрытого еще в 1928 году). Каждую приговорили к пяти годам лишения свободы, а двух монахинь-схимниц – к десяти годам.

Крестьян-кулаков высылали целыми семьями. Об этом рассказал приглашенный на презентацию Леонид Ярков. У его деда была водяная мельница и шерстобитка, и – четверо сыновей, которые пострадали от “зажиточности” родителя. Всех кулаков района согнали в Спасский собор, а оттуда – кого куда. Мать и отца Леонида, которым было тогда чуть больше 20 лет, сослали в Краснокамск на стройку бумажного комбината. Там и родился Леонид. Но вскоре семью отправили еще дальше, на север. Отец – на фото скелет скелетом – валил лес. Мать воспитывала уже четверых детей. После войны вернулись в Елабугу, и тут отца посадили еще на год – за побег с поселения.

В итоге такой “чистки” крестьян-единоличников в Елабужском районе не осталось.

Интересно проследить, как менялся подход к осуждению арестованных. В начале реп-рессий давали преимущественно статью 58-10 – пропаганда или агитация против советской власти. Чуть позже стала прибавляться более общая статья 58-11, предусматривающая всякого рода организационную деятельность, подготовку или совершение преступлений против советской власти.

Вторая волна репрессий была призвана бороться с инакомыслием. С 1937 года наблюдается большее разнообразие в приговорах. Стали массово сажать за контрреволюционный подрыв промышленности, а с 1938-го – за вооруженное восстание, помощь международной буржуазии, совершение террористических актов. Раскрывались “заговоры”, обнаруживались целые “вражеские” подпольные группировки. Не миновала эта судьба и руководящих работников, и сотрудников правоохранительных органов. В Елабуге, например, были арестованы прокурор и военный комиссар района, первый секретарь райкома ВКП(б).

Со сроками особенно не возились – 5, 10 лет или – расстрел. Елабуга, вернее, здешняя тюрьма №5, была одним из расстрельных центров республики. Спущенный руководством НКВД “план” репрессий в Татарии, как и в других местах, был перевыполнен. За один 1937 год вместо “запланированного” расстрела 500 человек в республике уничтожили вчетверо больше. В Елабуге в годы репрессий было расстреляно 135 человек – представители 11 районов Татарии, Украины, Белоруссии, были среди них также немцы и чех. Участь мужчин разделили и пять женщин. В рассказе “Двадцать пять старыми” писатель, уроженец Елабуги Станислав Романовский описывает исповедь бывшей надзирательницы тюрьмы №5, женщины-палача. Она рассказывает, что за каждого расстрелянного ей платили 25 рублей, это был неплохой заработок… Не известно, правда то, или вымысел, но Джаудат Галимов установил реальность существования другого персонажа рассказа – расстрелянной монахини. Это Елена Папилова, осужденная как участница

Не менее показательны сведения о детском доме, куда принимали детей осужденных. Современники вспоминают, что воспитанников оттуда не выпускали, а жителям запрещалось интересоваться жизнью детей врагов народа. Люди проходили мимо, стараясь не поворачивать головы в сторону детского дома.

И все же… Все же выживает человек благодаря тому свету, что есть в его душе. Известный в Елабуге педагог, ученый Ария Валеева, чей отец был расстрелян, а мать осталась с тремя малолетними детьми, отметила в своем слове:

– Как-то ведь мы жили, проходило наше детство. Было что-то светлое, были праздники!

Сейчас в елабужском отделении общества репрессированных около ста человек, и все они, кроме одного, лично отбывавшего срок, – “дети 37-го года”, те, чьи родители подверглись арестам, ссылкам, казням. Самому молодому из них ныне 60 лет, а большинству за 80. Их мечта – создание в Елабуге памятника, возле которого они могли бы помянуть своих близких, ведь могилы неизвестны. В нынешнем году возле Петропавловского кладбища, где предположительно покоятся останки расстрелянных в Елабуге людей, будет установлена памятная доска. А новую книгу надо прочесть всем елабужанам, особенно молодежи, считает секретарь отделения общества пострадавших от репрессий Наталья Вердеревская. Еще в конце 1980-х она написала такие строки: